– Значит, все закончилось?
– Для нас, да, – он пожал плечами. – Все двери на Тэйлу закрыты. Наши пытались построить новые тоннели, но все пути отсечены. Это невозможно. Не с нашей стороны точно.
Я закрыла глаза, чтобы не разреветься. Неделю, что пришла в себя, я отгоняла любые мысли о Тэйле и Кристиане. Старалась убедить себя, что последние пять лет моей жизни были выдумкой, фантазией. Что я провела эти годы здесь – в четырех стенах, только в соседнем отделении, где лежат Наполеоны, Пушкины и Екатерины Великие. Ведь правда лежат! А как рассказывают – заслушаешься! Я захожу туда порой, чтобы почувствовать себя не такой ненормальной, какой чувствую сейчас.
– Вы никогда не встретитесь, – словно издеваясь, произнес Егор.
– Уйди.
– Но, Маша…
– Катись к черту, Баринов! Честное слово, если я еще раз увижу тебя, дефибриллятор уже не поможет!
Он понимающе кивнул, натянуто улыбнулся и ушел, не прощаясь, оставив на прикроватной тумбочке маленький ключик. Ключик из моего сна.
Я тяжело возвращалась к реальности. Сначала, по настоянию отца, пришлось прекратить походы в соседнее отделение (грешным делом, начала даже верить, что Екатерина Вторая и впрямь… ну, вы понимаете, они могут быть убедительными!), потом пришлось интересоваться чем-то, помимо количества таблеток и миллилитров вливаемых мне медикаментов, а в один пасмурный день мне сказали, что пора домой.
– То есть, как? – опешила я, глядя на Риту как на предателя.
– Домой, Маша. Ты здорова. Отдохни немного, съезди на море, развейся и возвращайся. В хирургии, сама знаешь, рук всегда не хватает! А хороших рук не хватает тем более. Бариновы, конечно, полные отморозки, но ты не должна ставить крест на своей жизни из-за одного неудачного романа.
Одного? Эх, Рита, Рита, знала бы ты! Их было, как минимум, двести и один раз я даже замуж вышла. Но…
Воспоминания о Китридже рвали душу. Я отчаянно, до боли, до истерики хотела обратно. Вдохнуть полной грудью теплый, пахнущий травами и рекой воздух возле своего поместья, вкусить пирог с рыжиками и жареным луком, испеченный Кэролайн, слушать, как они с Самюэлем ворчат и ругаются без повода. А Эрик? Его трепетная забота обо мне вообще незабываема! Помню, как он подарил мне белые пионы, услышав, как я их люблю. И неважно, что по пути растоптал клумбы с редкими Айронскими розами и две грядки с петуниями и астрами. Главное – старался! От души принес – весь куст, с корнем…
А Корнел? А Сэд? И…
Я расплакалась у Риты на плече, но надежды остаться еще на пару деньков в больнице пали смертью храбрых. Мне прописали пустырник, валерьянку, путевку на море и с пинком выставили за двери.