«Поужинав», если можно назвать так столь позднюю трапезу – которую более приличествующее было б назвать очень ранним завтраком, я попросил у отца Фёдора:
– Отец Фёдор! Бритва в доме есть?
Бритва с полустёртой надписью «Solingen» в доме нашлась – правда, недостаточно острая и я несколько раз поморщился, когда её хозяин сбрил мне «цыплячий» пух с головы, щёк и подбородка. Но, результатом я остался доволен – видон, совсем другой. Да и священник, вдумчиво рассмотрев моё «обновление», предложил:
– Пожалуй, Вам стоит регулярно брить себе голову – у многих «товарищей», нынче так принято. Сразу будете на «своего» похожи: вон, Фрол Изотович – тоже ходит лысый, как жо… Как женская коленка!
Ну, а что? Вполне резонно. И главное: мне оказывается, идёт!
Однако, проблема!
Сразу после трапезы, меня начало плющить просто не по-детски – что в принципе, объяснимо… Кровь от мозга отлила к желудку – то да сё. Но чуть позже, вместо лёгкого озноба – меня стало реально колбасить!
– Что с Вами, Ангел?! – встревожился отец Фёдор, увидев моё состояние.
Последнее, что я сказал, вернее – жалко проблеял проваливаясь в чёрное, вязкое, мягкое как вата небытие:
– Нееезззнаааю… Мнеееплохоооо… Должно быть стресс, или я подцепил какую-то местную бациллу, против которой мне «забыли» сделать прививку…
Как и услышал последний возглас пощупавшего мой лоб священника:
– Боже… Да у Вас горячка! Вы весь горите…
И отключаюсь.
Глава 2. Легализация и адаптация
…Баба Наташа, иссохшая от страшной болезни до неузнаваемости – смотрела мне прямо в душу добрыми, измученными глазами и жалостливо повторяла:
– Хоть бы Васенька жив остался! Ведь, такой хорошенький мальчик был – братик мой младшенький.
Я резко открыл глаза.
«Это был всего лишь сон… Опять этот сон… Всю жизнь лишь этот сон…».
Где-то совсем рядом приглушённо – как через подушку, бубнили голоса: два незнакомых женских и один басовитый мужской – который кажется был мне знаком.
ГДЕ Я?!
Слегка душновато и темновато… Прямо надо мной невысокий, видимо – беленный известью по глиняной штукатурке потолок, весь в небольших, потемневших от времени трещинах.
С трудом ворочаю головой: два слишком небольших для жилого помещения окна, полузавёрнутые тяжёлые шторы – подвешенные на резных массивных карнизах. Деревянные переплёты окон – без всяких признаков форточек, крашенные уже изрядно пожелтевшими белилами. «Крохотные», по сравнению с теми – к которым я привык, слегка зеленоватые стёкла, пропускающие какой-то «пасмурный свет»…
Интересно, вечереет или светает?
Я возлежал на довольно широкой металлической кровати, с литыми завитушками на спинках (даже, в музеях или в исторических фильмах – такой древней старины не видел!), просто утопая в пуховой перине, накрытый толстым и тёплым лоскутным одеялом.