Сегодня была первая казнь после того случая, но судья волновался так, словно это была его первая казнь в жизни вообще. Он несколько раз напомадил свои губы, надел новый парик, заказанный им специально, чтобы сменить стиль, и чтобы, глядя на старый парик, люди не вспомнили о прошлой казни. Он целиком обновил гардероб, а вместо обычного квадратного молотка, взял молоток круглый, так как на следующий же день после горе-усекновения какой-то шутник положил ему под дверь кувалду, которой оглушают коров на скотобойне. На рукоять ее этот неизвестный повязал бантик, только вместо подарочной ленты он использовал окровавленные полоски коровьей кожи.
Встав перед зеркалом, судья в последний раз оглядел себя. Надо сказать, что он не просто был слеп, как крот, он и внешностью своей напоминал крота: был низким, имел огромный нос, короткие ноги и длинные руки с большими кистями, чтобы деньги принимать незаметнее и побольше. Можно сказать, что под чин родился человек.
Городским советом было решено не использовать гильотину какое-то время, чтобы не возбуждать народ, а преступников пока казнить по старинке, то есть на виселице. Ее соорудили очень быстро, местные плотники имели богатый опыт. Многие из них были против, когда прошлую виселицу разобрали: они чинили доски эшафота и с такой халтуры имели дополнительный заработок. Гильотина имелась в городе одна, и за раз убивали одного преступника, оттого и эшафот под гильотину был меньше и изнашивался медленнее. На виселицу же сразу по пять человек выводили, эшафот был широк как плац, и они еще стояли на нем, переминались с ноги на ногу, а потом, когда их вздергивали, извивались в петле, как червячок на крючке до того как его проглотит рыба. Ртами рыб в данном сравнении были люки под ногами преступников, которые открывались по нажатию рычага. В них они падали, а после казни тела сгружали на телеги и вывозили.
Когда Судья прибыл на место и, поздоровавшись со всеми, со свойственной ему суетливостью забрался на трибуну, все остальные уже были здесь: заключенные стояли внизу в специально отведенном для них месте, перешептываясь между собой и поглядывая кто-куда. Их окружали констебли, они следили за порядком и обычно препятствовали разговорам между бандитами, чтобы они не могли сговориться на побег, и даже сам шериф — этот усатый старый кот — в виду количества преступников был на месте. Изредка раздавались крики, и кто-то из бандитов или сразу несколько бросались через ограду. Их почти сразу же ловили констебли или, если преступникам удавалось вылезть из загона, в погоню за ними бросался честный люд, отлавливая беглецов и возвращая в руки закона. Толпа гудела, словно рабочие пчелы из разворошенного улья, а преступники были в этом улье трутнями.