— Я хочу прежде отомстить, — отвечал Брюле.
— Кому?
— Начальнику бригады.
— Вы видели его с тех пор, как ваш сын похитил Курция?
— Нет.
— Вы не возвращались в Солэй?
— Нет. Когда я развязал веревки, которыми для смеха меня связал мой мальчик, я взял свое ружье и пришел сюда.
— Итак, начальник бригады думает, что вы находитесь на дороге в Оксерр?
— Именно.
— Вот, что хотелось мне знать, — пробормотал Машфер.
Между тем бедный Курций, крепко связанный и с толстой повязкой на глазах, продолжал свое ужасное и таинственное путешествие. Время от времени Заяц говорил вполголоса, как будто Мишлен был возле него, и каждое из его слов пугало Курция. Заяц говорил:
— Мне кажется, что его будут распинать.
Сердце Курция перестало биться.
— Ага, головою вниз, — прибавил Мишлен.
Наконец через час лошадь остановилась. Курций почувствовал, что его снимают с седла. Его оставили с завязанными глазами и руками, связанными за спиной, но ноги развязали, чтобы он мог идти. Две крепкие руки схватили его за плечи, и повелительный голос, вовсе не походивший на голос его похитителей, сказал ему на ухо:
— Ступай!
Курций почувствовал, что его тащут. Куда его вели? Сначала он шел по лесу, по месту, слегка покатистому, потом прозрачность, которую солнце придавало его повязке, исчезла, ноги его ступали по скользкой земле, и атмосфера сделалась около него ледяною.
«Я в подземелье», — подумал несчастный Курций.
Он шел волею-неволею, потому что его все толкали за плечо. Когда он сделал шагов сто, все спускаясь вниз, голос, который приказал ему идти, сказал:
— Здесь.
В то же время отворили дверь, потому что Курций слышал, как заскрипели запоры. Несчастный перевел дух при этом шуме.
— А! — сказал он. — Меня не убьют сейчас, если сажают в тюрьму.
Когда отворили дверь, его грубо толкнули вперед, и он повалился на рыхлую землю, но он не сделал себе никакого вреда, и он слышал, как заперли дверь, и все вокруг него смолкало. Целый час оставался он на месте, не смея сделать ни шага, ни движения. Он думал: нет ли возле него какой-нибудь раскрытой пропасти, в которую он мог низвергнуться каждую минуту; потом вдруг глухой, страшный, неопределенный шум поднялся над ним, точно будто раскат грома или стук тяжелой телеги с железными колесами, проезжающими под гигантскими сводами моста, — это мельницу привели в движение. В то же время порыв ледяного воздуха бросился Курцию в лицо, и он услышал позади себя шаги, потом сквозь повязку проник свет. Наконец чей-то голос сказал:
— Снимите с него платок!
Когда сняли платок, Курций, ни жив, ни мертв, бросил вокруг себя испуганный взгляд. Он был в погребе, который не могла осветить одна свеча. Его окружали три человека с черными лицами. В углу погреба стоял стол, на котором находились перья, бумага и чернила. Каждый из троих был вооружен кинжалом. Напротив себя Курций приметил отверстие, в которое врывался сырой воздух, в этом отверстии качалось что-то зловещее. Один из троих подошел к этому отверстию, тронул в нем что-то, и тогда опять поднялся шум, тот зловещий шум, который так испугал Курция. Один из трех незнакомцев сказал Курцию: