— Это каким образом?
— Гражданин Солероль облечен военным начальством над Ионнским департаментом.
— Военным?
— Да.
— Но я не военный, я представляю гражданскую власть.
— Это все равно. Вы должны повиноваться, и я приказываю вам следовать за мной.
— Куда это?
— В Солэй.
— К Солеролю?
— Да.
— Для чего?
— Для того, чтобы освободить его, потому что он в опасности… Роялисты должны атаковать замок.
— Когда?
— Нынешней ночью.
— Все это немножко темно, — обратился Жан Бернен к бригадиру, — гражданин комиссар должен объясниться… Он озяб, и у него путается язык… Я схожу за вином.
С этими словами насмешливый бургундец приподнял дверь погреба и спустился туда с фонарем, оставив Курция и бригадира, освещенных огнем очага. Но, как и все бургундские погреба, погреб Бернена имел другой выход, из которого он вышел, оставив фонарь на бочке, и постучался в дверь соседнего дома.
— Эй, Нику! — сказал он тихо. — Вставай скорее, время не терпит.
По зову Жана Бернена над дверью дома, соседнего с его домом, отворилось окно, в котором показалась странная голова, заслуживающая очерка. Пусть представят себе красноватое лицо с приплюснутым носом над тонкими губами, маленькие круглые глазки, желтые волосы, перепутанные больше, чем моток шелка, и странную, почти неопределенную улыбку — и глупую и хитрую.
— Поди сюда! — сказал Жан Бернен.
Окно закрылось, потом отворилась дверь и вышел человек с желтыми волосами. Это был колосс, нечто вроде гиганта, с квадратными плечами и с огромными руками и ногами.
— Чего ты хочешь? — спросил он с глупой улыбкой.
— Я тебя пошлю.
— Куда?
— Ты сам знаешь…
— Ах, да!
Жан Бернен наклонился к уху Нику и прошептал несколько слов. Нику слушал с серьезным видом, потом прибавил:
— Кого ты возьмешь?
— Всех патриотов.
— Настоящих?
— Да, тех, которые делают, что я хочу.
Нику громко засмеялся.
— Я схожу за сумой и за палкой, — сказал он.
— Ты понял?
— Все.
— Ступай же скорее, время не терпит.
Жан Бернен воротился в погреб и взял корзину с вином.
— Вот, — сказал он себе, — это заставит их вооружиться терпением.
Он поднялся наверх. Курций разделся, чтобы высушить свою одежду, и сам вертелся перед огнем, как охотничья собака.
— Вот выпейте-ка, — сказал Жан Бернен, ставя корзину на стол.
— Эй, бригадир! Выполоскайте стакан и налейте нам вина.
Бригадир был добрый малый, особенно когда дело шло о вине, он засучил рукава и выполоскал оловянные стаканы, которые стояли на подносе. В это время Жан Бернен говорил Курцию:
— Самые серьезные силы, которыми мы располагаем в Шатель-Сансуаре, это жандармская бригада.
— Но у вас есть национальная милиция.