Жан Бернен воротился к Курцию, который все ел.
— Итак, мы едем в Солэй? — спросил он.
— Да.
— Нынешней ночью?
— Да.
— Как это смешно!
— Что!
— Может быть, я не так расслыхал, что вы говорили.
— Я говорил, что мы едем в Солэй.
— Слышу, но зачем?
— Помочь генералу Солеролю.
— Против кого?
— Против роялистов.
— Вот этого-то я и не понимаю, — возразил Жан Бернен с флегмой, раздражившей Курция.
— Как это?
— Ведь вы мне сказали, что гражданин, бригадный начальник Солероль командует военными силами Ионнского департамента.
— Да.
— И ему понадобилась шатель-сансуарская милиция?
— Она понадобилась мне.
— Но для чего?
— Чтобы освободить генерала Солероля.
— Кого? Генерала Солероля?
— Да.
— Вы видите, что все неясно.
Курций ударил кулаком по столу, отвечая:
— Я не обязан давать вам объяснения. Повинуйтесь!
— Вы непременно этого хотите?
— Да.
— Ну, мы будем вам повиноваться, гражданин комиссар.
Он снял барабан, висевший на стене.
— Что вы делаете?
— Вы видите — хочу бить сбор.
— Вы сами?
— Сам, у меня нет слуги.
Жан Бернен вышел на улицу и начал бить в барабан так громко, что через десять минут весь Шатель-Сансуар был на ногах. Курций продолжал пить и не подозревал вероломства ионнского вина.
Жан Бернен бил в барабан добросовестно. Весь Шатель-Сансуар бросился к окнам. Женщины выбежали на улицу и кричали: пожар! Дети начали плакать. Мужчины выбежали на площадь перед фонтаном; Жан Бернен стал посреди них и продолжал бить в барабан.
— Что это такое? Что случилось? — спрашивали со всех сторон.
Жан Бернен отвечал только барабанным боем. Это продолжалось четверть часа. Курций, отяжелевший после вина, дотащился до порога двери и смотрел на улицу.
— Вот это хорошо! — говорил он. — У меня будет настоящая армия.
При виде этой толпы, собравшейся при лунном сиянии, у Курция, который был оратор, чесался язык.
— Какой прекрасный случай для меня сказать речь? — проговорил он.
Он опорожнил последний стакан вина и вышел из дома.
— Это вино, — говорил он, пошатываясь, — бросается в голову. Я обнаружу удивительное красноречие… Но это вино бросается также и в ноги.
В самом деле, он описал несколько причудливых арабесков, выходя из дома мэра на площадь. Увидев его, Жан Бернен забил в барабан еще сильнее в честь его.
— Молчать! — закричал Курций.
Мэр отвечал барабанным боем.
— Молчать! — повторил Курций.
Жан Бернен сделал ему знак встать возле него, потом, не прерывая барабанного боя, сказал:
— Вы хотите говорить с народом?.
— Конечно, — отвечал Курций, у которого насилу шевелился язык.
— Ну, подождите, я предуведомлю.
— Кого? Народ?
— Конечно.