Внезапно все вокруг осветилось огнем; вспыхнули тридцать факелов, которые держали в руках негры.
При свете этих факелов молодым людям показалось, что они очутились в подземном городе, судя по архитектуре домов, очень древнем.
Паоло, коему доводилось видеть Помпеи, обнаружил некоторое сходство между улицей, на которой находился теперь, и той, по которой входил когда-то в античный город, раскопанный из-под пепла, что пролил на него Везувий.
По широкой улице, на которой они оказались, кортеж шел более четверти часа.
Одни монументы сменялись другими — величественные, прекрасные, грандиозные, внушающие невольное восхищение, будоражащие разум, сверкающие позолотой, мрамором, мозаиками, в которых отражалось пламя факелов.
Ни малейшего следа разрушения.
Все гладкое, блестящее, лощеное, словно город этот и не был построен пятнадцать или шестнадцать веков назад.
Особенно поразило друзей то, что, устремив взоры вверх, они не увидели никакого свода; если таковой здесь и имелся, то был поднят на высоту, недоступную человеческому глазу.
Наконец кортеж остановился перед одним из самых роскошных строений чудесной улицы.
На ступенях портика, с факелами в руках, застыли в немом ожидании десятки невольников-негров, мужчин и женщин; на пороге, в пурпурной мантии, стоял Иаков, которого спокойно можно было принять за какого-нибудь римского патриарха или пожилого консула великого города.
— Добро пожаловать, — промолвил он с улыбкой, — и спасибо за то, что приехали.
И, проводив гостей в атриум, он передал их в руки слуг.
Те были рады угодить.
Одни помогли путникам избавиться от одежды; другие отнесли их в купальню.
Их обмыли на римский манер, им сделали массаж; затем они приняли холодный душ и побывали в парильне.
С удивительной быстротой и невероятной сноровкой их причесали, намазали благовониями, надушили, и они вновь почувствовали себя бодрыми и свежими.
Купальня была сложена из гранита.
В обтянутой шелком туалетной комнате, на пушистом ковре, под звуки нежной и бесконечно приятной музыки прекрасные мулатки привели в порядок их тело, ногти и волосы.
Изящные, тонкой работы статуэтки привлекли их взгляды, давая отдых уму и пробуждая сладострастные ощущения; ни Паоло, ни Людовик даже в мечтах никогда не представляли себя посреди подобной роскоши; увиденное в десятки раз превосходило их ожидания.
Тысячи вопросов — неразрешимых, будоражащих воображение — задавали себе юноши.
Происходящее казалось чудесным сном; здравый смысл не позволял признать невозможное, в которое они окунулись.
Рассудок восставал против волшебной действительности, которая сжимала их со всех сторон, настолько все здесь было реальным.