— Мы увидим ее! — воскликнул Корсар. — И все — благодаря тебе! Не знай я, что за нами наблюдают, я бы бросился тебе на шею, дружище!
— Значит, ты больше не будешь называть меня тупицей? — горделиво промолвил Вендрамин.
— Нет.
— И отныне будешь считать меня умным?
— Да.
— И всем об этом расскажешь?
— Залезу на крышу и прокричу на весь город.
— Отлично. А то, знаешь ли, тот факт, что все полагают меня тупым великаном, слегка меня задевал. Но довольно об этом; нужно идти… «Miserere» помнишь?
— Нет.
— Тогда возьми бревиарий.
И, облаченные в священнические одежды, с крестом в правой руке и бревиарием — в левой, они двинулись в путь.
Зычным голосом, пусть и гнусавя, Вендрамин выкрикивал первую строфу псалма, на что Паоло, голосом тонким и нежным, отвечал стихом следующим; послушать их, так можно было подумать, что то церковная змея шипит под аккомпанемент кларнета.
Так и шли они по коридорам вслед за показывавшим путь тюремщиком; позади держался Луиджи.
Наконец смотритель остановился перед одной из камер, побренчав ключами, открыл дверь и отступил в сторону, освобождая проход.
Испуганная, маркиза резко вскочила на ноги…
Увидев священника и послушника, молодая женщина жалобно вскрикнула, но почти тотчас же взяла себя в руки, — столь дорогие ей черты Паоло она еще не забыла.
— На колени, грешница! — прогундосил Вендрамин, сопроводив свои слова повелительным жестом.
Маркиза бухнулась на пол.
Теперь, когда она знала, что имеет дело с Паоло, Луиза решила, что должна повиноваться с полуслова и делать все, что от нее потребуют.
Вендрамин благословил ее.
Маркиза перекрестилась.
Повернувшись, великан сказал тюремщику:
— Выйдите и закройте за собой дверь! Милость Божья пролилась на эту мятежную душу, и теперь мне нужно исповедовать грешницу.
Смотритель ретировался.
В коридоре, за дверью, он наткнулся на Луиджи.
— Ах, ваше превосходительство, этот святой человек воистину умеет влиять на грешников! Эта гордячка-маркиза упала на колени при одном лишь его виде!
Луиджи довольно потер руки.
— Похоже, — сказал он себе, — вскоре мы все узнаем. Удивительный человек, этот капуцин!
И он удалился, напевая себе под нос песенку, звучавшую в Неаполе еще до революции восемьдесят девятого года, во время которой она и стала популярной во Франции.
— Отец-капуцин, исповедайте мою женушку… Как следует исповедуйте, отец-капуцин.
Но за закрытой дверью разыгрывалась уже иная сцена; поднявшись на ноги, маркиза бросилась в объятия Паоло.
Они обменялись долгим поцелуем…
— Не обращайте на меня внимания, — сказал Вендрамин, отворачиваясь к зарешеченному окну.