Вы́резать листы, описывающие время имперской оккупации, много лет спустя приказал министр островного Правительства Атанас. Оказалось, что эти листы не являются страницами героического прошлого. Непонятным для Атанаса образом хроника содержала девяносто пять листов негероического прошлого.
Сложилось так, что министр посетил монастырь, и там ему показали хронику. Он сунул в нее нос и попал на фрагмент, посвященный Острову в составе империи. Брат Галактион, бывший тогда хронистом, описывал впоследствии, как министр выпрямился и зашевелил усами. Такая история его не устраивала.
– Ножницы, – скомандовал он одними губами.
Принесли ножницы, и Атанас кивнул Галактиону:
– Режь!
Галактион оторопело смотрел на министра.
– Это же, как говорится, история… Она ведь уж какая есть – тем интересна…
– Ну?! – закричал министр.
Галактион принялся за дело. Он с треском разогнул манускрипт, так что его корешок оказался неестественно выпяченным. Подумал, что происходит нечто неестественное. Так заламывают руки арестованным. Прижал рукопись к столу и положил на нее два полена, чтобы не закрывалась. Взял в руки ножницы, как берет нож холостящий коня… В этот момент Галактиону казалось, что он холостит историю.
Отрезал 94 листа, а первый остался в рукописи, потому что на его обороте читалось окончание предыдущей главы.
Министр Атанас показал на горящую печь:
– Жги!
Брат Галактион бросал в печь лист за листом. Они сначала изгибались, изнемогая от пламени и противостоя ему. Становились невыносимо яркими, словно отдавали весь накопленный ими свет, так что буквы читались ясно даже на расстоянии, а затем пламя пожирало их без остатка.
Министр Галактиона не торопил: ему нравилось следить за мучительной смертью текста.
– Если история не героическая, – задумчиво сказал он, – то это не история.
Он обернулся к сопровождавшим его и закричал, радуясь своей находке:
– Слышите, мудозвоны: если история не героическая, то это не история. Запишите!
Уничтожение листов рукописи выжгло Галактиона изнутри. Теперь он в могиле, и пламя это погасло. Министр Атанас также в могиле. Смерть его можно считать экзотической, поскольку к ней оказался причастен крокодил. Крокодил тоже мертв.
Ксения
Если вдуматься, то тяжелое апагонское иго наш народ пронес относительно спокойно и даже не без достоинства. Если бы не существенное отличие апагонского языка от островного, то иго это, вообще говоря, не было бы так уж и заметно.
Да, мы учили апагонский – знание чужого языка еще никому не вредило. Совсем, я скажу, неплохой язык. Он как-то даже мягче островного, и посредством своей мягкости словно извиняется за роль оккупанта: не для того он был задуман.