Ксения
Увы, увы. Вслед за восьмой главой идет сейчас четырнадцатая, и ничего ведь здесь уже не исправить. Бедный Мелетий, а также его последователи, писавшие изъятые главы, даже представить себе не могли, что спустя годы кто-то будет сжигать листы хроники.
Та ужасная смерть, которая постигла Атанаса, не является ли наказанием за сожжение истории? За пренебрежение к прожитому времени, которое, да, не вечность, но тоже ведь для чего-то дается? Не говоря уже о том, что в Атанасовом случае это смерть бессмертного. Между тем, с подобным именем у него были шансы жить если не вечно, то по крайней мере долго.
Об экипажах, прическах, платьях и прочих малозначительных явлениях также было говорено в предыдущих главах. Указанные предметы не имеют самостоятельного значения и обретают свой смысл только лишь как приметы времени. Так, верстовой столб, как бы пестро ни был он раскрашен, имеет только одну задачу: отмечать путь.
То, что вошло в нашу жизнь под коротким обозначением мода, призвано показать всем нам, до чего же быстро движется время. Я принадлежу к тем, для кого мода несущественна, то есть в прямом смысле – не существует. Мое одеяние всегда одного цвета, если, конечно, не запачкалось, и одного покроя, если случаем не разошлось по швам.
Что думаю я, недостойный мних Нектарий, глядя на мимотекущее время? Заметнее всего оно, когда видишь окончание тех событий, что имели начало не вчера, не сегодня, а, скажем, полторы сотни лет тому назад. Еще вчера казалось, что история застыла навсегда, что отныне будет она состоять из малых событий, поскольку все значительные вещи раз и навсегда устоялись. Но не проходит и двух веков, как империя, поглотившая весь мир, разваливается, и из нее, как из чрева сказочного животного, выходят невредимо небольшие державы. Не было жестоких войн, не было коварных заговоров, а империя пала.
Ее разрушило время. Подобно тому, как выветриваются горные породы, а острые скалы стачиваются волнами, империи разрушаются текущим временем. Движение времени волнообразно. Сколько же раз нужно ему накатить, чтобы обломок скалы стал камнем-кругляшом?
Вопрос избыточен, ибо сколько раз надо, столько и накатит: оно, время, терпеливо. Ему, времени, спешить некуда. Это нам свойственно спешить, хотя, если взять жизнь в историческом ее измерении, то и мы не спешили.
Стремились ли мы поскорее избавиться от апагонского владычества? Нет, потому что не чувствовали своей несвободы: ее принимал на себя князь Парфений, один за всю нашу землю. И получалось, что за его спиной каждый из нас был уже свободен. Пришло теперь время свободы для Острова в целом, так отчего же мы не знаем, что нам с нашей свободой делать? Охватывает меня немилосердная старость, и ответ на это давать уже не мне.