Ксения оказалась мудрой правительницей. Многие десятилетия она намеренно держалась в тени мужа, но и прежде не было тайной, что ее суждения становились для Парфения определяющими. И если борцы думали, что, согласившись на княжение женщины, сделали решающий шаг к взятию власти, то они ошибались. Шаг они сделали в противоположном направлении, а может, и не один.
Вскоре после восшествия Ксении на престол всем стало ясно, что она жестче своего мужа. Ксения принимала решения осторожнее, чем Парфений, и иногда казалось, что осторожность эта избыточна, но, приняв их однажды, никогда от них не отказывалась и следила за тем, чтобы всё выполнялось неукоснительно.
Ксения
Вот я, оказывается, какая – а борцы за новую жизнь не знали. И хронист Иларий не знал.
Видела, как Парфений улыбался, читая эти строки. Он-то знал.
А я понимала, что всё летит в тартарары. Что придет день – и ни меня, жесткой (вот ведь Иларий!), ни приказов моих никто не послушает. Для этого не надо было быть пророком: движение истории в общих чертах угадывалось. Его можно было замедлить, но не остановить.
Когда в тот грустный вечер мы собрались с Косым, он много говорил. С ним было еще несколько типов, но говорил в основном он. Голос тонкий – это звучало, как какая-то русская мелодия… Да, Полет шмеля. Он и кружил вокруг нас, как шмель: маленький, верткий, косой. Значительно облысевший.
Не знаю, лысеют ли шмели, но именно лысина делала Касьяна абсолютным шмелем. Он говорил, а Парфений кивал, и непонятно было, соглашается он с Косым или просто наклоняет голову в такт этой безумной музыке. Парфений был спокоен.
Накануне мы всю ночь проговорили с Парфением о том, что́ же нам делать. Он считал, что надо уступить требованиям толпы, чтобы избежать кровопролития. Я отвечала ему, что у толпы нет требований, что она просто присутствует, и разговаривать нужно с собравшей ее бандой.
– Но отчего-то же эта толпа присутствует, – возразил Парфений. – Значит, это их толпа. Будем договариваться с теми, кого пришлют с площади.
Я уткнулась ему головой в плечо.
– Но ведь с ними нельзя договориться. Ты дашь им руку – они откусят палец. Наоборот… Ну, ты меня понял.
– Вот поэтому мы предложим им палец. А там – посмотрим.
Руки́ они действительно не откусили. По взглядам, которые Косой бросал на своих соратников, я вдруг поняла, что главными его врагами сейчас являются они. Он смотрел на них, мягко говоря, косо. Удивительно легко согласился на мое княжение… Да, он ведь его и предложил!
Мы обсуждали еще массу каких-то деталей, и он продолжал кружить вокруг нас. Был смешон. И я чувствовала его невероятную энергию и понимала, что это насекомое кусает очень больно – будь то чужие или свои. И борцы за новую жизнь – они тоже это понимали.