Манол только пожимал плечами. Он останется в стороне. Какое ему дело до того, что, если сжать сердце в кулак, можно выдержать и пытки?
— Постараюсь успокоиться, — согласился Манол. — Буду приходить, как договорились. Всем буду говорить, что тебя нет, что я потерял связь с тобой. Так что не волнуйся, никто не выдаст тебя.
Эмил молчаливо соглашался: у него не было выбора. Но где-то в глубине души он больше не рассчитывал на Манола. Он бы отстранил его, если бы нашел более надежного человека. Но появление в горах одинокой женщины уже само по себе показалось бы подозрительным.
Он долго следил за мелькавшей меж кустов сгорбленной фигуркой Манола. Наконец она исчезла в овраге. Эмил вернулся к шалашу. Сел перед ним, обхватив руками колени. Он знал, что согласно всем правилам конспирации надо находиться в стороне от шалаша в дневные часы. И все же ему не хотелось удаляться от шалаша. Так приятно закрыть глаза и задуматься.
Эмил почувствовал себя очень одиноким, оторванным от мира. Опасаясь дождей, он часами достраивал свое жилище. У него кружилась голова — в связи с переменой погоды. Эмил выкопал яму для костра, причем с таким расчетом, чтобы дым от огня сразу же терялся в кустах. Он слышал, что огонь в горах виден издалека, а без костра он не согрелся бы. Эмил нашел пень от срубленной в прошлом году сосны и настрогал лучины; в дождливое время только сосновая лучина могла разжечь мокрые щепки.
Потом Эмил стал изучать местность. Ведь в любой момент могли появиться полицейские.
Он прихватил с собой пять-шесть старых номеров газет «Утро» и «Зора». Без конца перечитывал их.
Это возвращало его к последним событиям, рассказанным тенденциозно. Эмил мог еще раз увериться в том, что оценки этих событий доктором Пеевым абсолютно точны. Назревал момент окончательной расплаты с фашизмом. В то же время усиливалось отчаянное сопротивление фашистов. Стремление удержаться любой ценой.
Эмил знал, что это за цена. Он уже расплачивался собственной кровью, кровью близких за отчаянные усилия властей вырвать инициативу из рук людей доброй воли и снова вернуть себе уверенность в победе. Ему опять приходится расплачиваться ценой новых десятикратных усилий за страстное желание не отставать, не оставаться изолированным, не терять связи с борцами за свободу. Что он может сейчас противопоставить полиции? Свою волю. Но стоит ли обыкновенная человеческая воля больше, чем десятки, сотни автоматов полиции? Стоит.
У Эмила начинался приступ кашля. Ему был знаком этот кашель. Он всегда появлялся в тот момент, когда новые каверны разрывали легкие на части. Потрогал щеки — они пылали. А воздух? Воздух, напоенный сосновой хвоей? Он мог только замедлить процесс разрушения.