— Но, Амелия, ты не можешь… Не бывает так, что сегодня чувства есть, а завтра нет. Давай хотя бы встретимся, объяснимся.
Я повышаю голос, перекрикивая гвалт:
— Чувства останутся с нами до конца жизни, только уже другие!
Три-четыре покупательницы отрываются от соседнего стеллажа и с любопытством смотрят на меня, забыв на миг о сладком слове «акция».
— Давай встретимся сегодня, мне нужно тебя увидеть.
— Подожди.
Я иду в противоположном от кафетерия направлении и попадаю в проход с карандашами, тетрадями и учебниками, где толпятся мамаши, собирающие детей в школу. Прохожу дальше и останавливаюсь в пустой секции с пластиковой посудой.
— Я люблю тебя, Амелия, — с неувядающей нежностью уверяет Эсекьель. Я вспоминаю его объятия и делаю глубокий вдох, чтобы не захлебнуться нахлынувшими эмоциями.
— Я тоже, но этого недостаточно.
— …
— Ты слушаешь?
Он отвечает едва слышно, будто мимо трубки:
— Я думал, мы будем бороться за наши отношения.
— Я тоже.
Мне хочется укрыть его, обнять и отгородить от всего.
— Ты с Роке? — Никогда прежде Эсекьель не называл его по имени.
— Да.
— А если бы не была с ним?
— Эсекьель, наша жизнь сама нас к этому привела. Все прожитые годы. Мы с тобой сами до этого дошли.
Я слышу, как он плачет в трубку. Никогда не видела его слез — за исключением одного-единственного раза, когда депрессия скрутила меня и я лежала больная. Это было вечером, он сидел рядом со мной на кровати, и я цеплялась за его руку, чтобы не утонуть в страдании. Его слезы меня тоже потрясают — в них облегчение и груз вины.
— Давай позже поговорим, — прошу я.
— Да, — почти беззвучно выдыхает Эсекьель и дает отбой.
То замедляя, то ускоряя шаг, я иду обратно в суете тянущихся к полкам рук, гремящих тележек и воззваний из громкоговорителей. Я иду и мысленно твержу, что все хорошо, все правильно, все так, как должно быть. Мы должны были обрубить все много лет назад, и объяснения по поводу Кубы не более чем агония — и для меня, и для Эсекьеля. Мы просто втемяшили себе что-то в голову и не можем отступиться. Супермаркет залит искусственным неуютным светом, народ в преддверии Нового года затаривается всем необходимым для того, чтобы жить дальше и не отставать от других. Что до меня… Меня ждет в кафетерии Роке.
По крайней мере раз в неделю мы выбираемся в кино и ужинаем в ресторане. В пятницу отбываем в Рунге — если Фатима не приезжает в воскресенье пообедать. Известие о том, что мы с Роке решили жить вместе, ее, мягко говоря, не обрадовало. С тех пор как я поселилась у него, девочка ни разу не осталась ночевать, всегда под каким-нибудь предлогом сбегает к матери. Роке на нее не давит. Она девица недружелюбная — насколько я знаю, не только со мной. Я не лезу из кожи вон, чтобы ее завоевать, уделяю ей столько внимания, сколько могу, и стараюсь не высовываться — пусть Роке сам определяет меру нашего с ней сближения. Несколько дней назад девочка поделилась с нами неожиданной радостью: в колледже «Альянс франсез» ее выбрали на роль мыши в инсценировке басни Лафонтена. Ей нравится играть на сцене, она хочет изучать театральное искусство (Роке еще не решил, радоваться этому или огорчаться). И разумеется, Паула считает это своей победой, местью за унижения, перенесенные во время суда по поводу опеки.