— Троянов, что ты делаешь? Есть же кровать.
— А я уже привык так спать у некоторых товарищей на «Русском слове». Впрочем, ведь вы не демократы.
Он стал усиленно заниматься, кажется, после долгого перерыва, даже сдал какой-то экзамен, но весной куда-то внезапно, как и появился, исчез. Осенью прошел слух, что он женился на богатой купчихе. И в начале зимы он появился в университете, в столовой Общества юристов, соответственно облаченный. Шикарная доха, цилиндр, трость с набалдашником, в глазу монокль и с сигарой в зубах. Его, конечно, окружила целая толпа:
— Троянов, ты ли это? Расскажи, как живешь, разбогател?
Один из дежурных членов столовой, недовольный импровизированной сходкой, сделал ему замечание:
— Троянов, здесь нельзя курить.
— Ничего, я не затягиваюсь.
И начались рассказы о его новой жизни, все, конечно, в сугубо серьезном тоне: о его фантастических отношениях с родителями его жены, людьми простыми, и о том, как он проводит свой день. Помню только, что кофе утром он всегда, «разумеется», пьет в постели, а когда идет в уборную, то граммофон должен играть «Я уголок свой убрала цветами…». Хулиганил он в университете по-прежнему, но теперь уже в сугубо презрительном стиле. Однажды он появился на каком-то студенческом собрании, очень скучном, но на котором представители всех студенческих партийных фракций считали нужным сразиться. Председательствовал эсер Г. Он был ярким блондином, с круглым и румяным лицом. Троянов, ко всем всегда обращавшийся на «ты», очень зло прозвал Г. Матреной и неизменно так к нему и обращался. Г. приходил от этого в бешенство. Явился Троянов на собрание в своей дохе и цилиндре и сел на самой верхней лавке аудитории-амфитеатра. Это уже не предвещало ничего хорошего. Первокурсники, с «должным» почтением слушавшие речи «лидеров», все-таки иногда с нетерпением поглядывали наверх: «Что-то доха сегодня выкинет?» Наконец он начал. Попросив слова, он с самым серьезным видом стал говорить, что студенчество — авангард культуры, и упрекал председателя в том, что он забыл о важном событии. Умышленно длинная и очень внешне складная речь закончилась предложением почтить память только что скончавшегося Полонского вставанием. Председатель смешался. Всем было ясно, что это издевка, но отказать нельзя. Почтили. Прошло еще минут десять. Троянов стал громко зевать. Председатель призвал его к порядку.
— Слушай, Матрена, очень скучно, пора кабаре начинать. Если ты сам ничего не приготовил, то я могу выступить, например, изобразить открытие Северного полюса Пири и Куком. Вот приходит белый медведь.