Он тихо покинул спальню. А вместе с ней и то золотистое тепло и мирный покой, которые от нее исходили. Чейз с трудом передвигал ноги, словно пробирался через глубокий снег, и пришел к выводу, что теперь ему, наверное, будет трудно сохранять ясность ума. Джиллиан Кинкейд затемнила его сознание. Возможно, точно так же она затемнила и сознание его брата, заставив его поверить в ее волшебные чары.
Когда Чейз достиг основания лестницы, его с радостным визгом встретило грациозное золотистое существо — еще одно чудесное любящее существо для человека, по которому никто никогда не скучал. После бурного приветствия Энни побежала на кухню.
Оказавшись там, она выжидательно уселась перед дверью, ведущей в сад, хотя в нижней ее части была прорезана маленькая дверца специально для нее. Чейз открыл дверь, и Энни помчалась вперед, даже не оглянувшись. Чейз заключил из этого, что ему не стоит ее сопровождать. Но он также понял, что после возвращения она будет ждать от него угощения.
Размышляя над тем, где, по логике, должен лежать собачий корм — наверняка не рядом с продуктами для людей, — он открыл полку над раковиной и сразу его нашел.
Как он догадался? Рвущееся из груди сердце подсказало ему, что сам бы он не смог догадаться, если бы им не руководила незримая душа его брата. В доме брата, где Энни отводилась важная роль, ее корм должен был находиться в специальном месте.
К тому времени как Энни вернулась, Чейз прочитал указание на одной из жестяных банок и решил, что разумнее всего скормить собаке сразу всю банку. Наблюдая за тем, как Энни подбежала к своей миске и стала поглощать корм с одобрением и без всякого удивления, Чейз понял, что поступил правильно.
— Доброе утро.
— Доброе утро, — ответил Чейз, повернувшись от плиты на звук ласкового, застенчивого голоса.
— Хорошо спал?
— На удивление хорошо. Я скормил Энни целую банку собачьего корма, а сейчас варю овсяную кашу. Ты будешь?
— Конечно. Спасибо. — На ее лице промелькнула надежда, когда она спросила: — Ты вспомнил?
— Что именно?
Что он должен был вспомнить? Сколько корма давать Энни? Что его брат, как и он, любит овсяную кашу?
— Ты вспомнил, что надо пользоваться задней горелкой. Мы всегда так поступали из-за Энни. Правда, она никогда не дотрагивалась до плиты, но мы все время боялись, что она может поставить лапы на передние конфорки.
Нет, конечно, это просто был инстинкт, а не память. У себя на «Морской ведьме», где Чейз жил в полном одиночестве, он почти каждый день варил овсянку и всегда использовал переднюю горелку. Но здесь, когда он стоял у плиты, а у его ног сидела собака с золотистой шерстью, он по какому-то наитию включил заднюю горелку, подальше от Энни.