Вдруг сигнал исчез так же быстро и загадочно, как и пришел, и Чейз, освободившись от его ледяных объятий, глубоко вдохнул в себя воздух, чтобы загасить адское пламя, горевшее в его груди.
Быстро одевшись, он вышел из спальни и направился к Джиллиан. Чейз решил постоять около ее двери, прислушаться и, может быть, обнаружить, что это дьявольское послание исходит от нее.
Но Чейзу не пришлось стоять около комнаты, в которой спала Джиллиан. Дверь была распахнута, словно приглашая его войти, и он, ни минуты не раздумывая, шагнул через порог. Ему надо поближе подойти к ней, чтобы почувствовать то смертельное послание, которое скорее всего все еще витает в воздухе. А если она проснется, когда он склонится над ней? Но разве уж так необычно для мужчины, потерявшего память, смотреть на свою когда-то столь любимую жену, чтобы помочь ее образу выплыть из темных глубин сознания? Нет, решил Чейз, бесшумно приближаясь к кровати по мягкому ковру.
Если Джиллиан проснется, его присутствие можно будет легко объяснить. Но проснется ли она? Может ли глубокий, всегда стоящий на страже инстинкт внезапно вырвать ее из сновидений о смерти, сигналы о которой она ему посылала, лишь для того, чтобы, открыв глаза, она увидела перед собой бледный, изможденный, с новыми шрамами на лице призрак?
Джиллиан даже не пошевелилась, а в воздухе не было холодных следов зла. Обведя глазами комнату, Чейз почувствовал тепло, яркое, сияющее, золотистое и очень мирное. Золотистое тепло исходило от пробуждающегося рассвета. Его мягкий желтый свет заливал комнату. А откуда это чувство покоя? Может быть, от пушистого бледно-лилового ковра и драпировок или от расписанных вручную весенних цветов на стенах? Или от обещания чудесного покоя, которое исходило от Джиллиан, пока она спала?
Вглядевшись в спящую Джиллиан, Чейз подумал, что жена его брата очень красива. Портрет ангельской невинности, обрамленный нимбом темно-рыжих кудрей. Чудесные глаза ее были сейчас закрыты, и длинные ресницы веером лежали на щеках. Когда она проснется, испуганный взгляд изумрудных глаз насторожится, а пока Чейз мог спокойно рассматривать ее лицо: хорошенький носик, пухлые красивые губы, нежно и ласково улыбающиеся даже во сне. И здесь он впервые увидел тонкие швы. Раньше он их не заметил, они терялись в игре мышц ее выразительного лица. Но в неподвижности сна тонкие белые шрамы, окутывающие ее щеки словно осенняя паутина, были отчетливо видны и указывали на то, что она делала себе пластическую операцию.
Почему Джиллиан Кинкейд делала пластическую операцию? Ей всего лишь двадцать девять лет. Неужели она уже так насладилась своей юностью и красотой, что ей потребовалось исправлять первые предупреждения природы? Чейзу внезапно захотелось, чтобы Джиллиан не принадлежала к такому сорту женщин, он хотел верить, что не ошибся в ней, но тут же напомнил себе, по какой причине он сейчас стоит у ее постели.