И ушла.
Я не знала, какое взыскание получу от Марии Семеновны за такой «воспитательный час». Я не знала, правильно ли поступила, дав им возможность поговорить самотеком, без моего дирижирования. Я не знала, к чему приведет мой педагогический эксперимент, в конце концов. И я очень волновалась…
Чтобы немного успокоиться, я пошла в учительскую и занялась писаниной: стала заполнять бесконечные графы нашего классного журнала.
Прошло два часа. Голоса моих учеников привлекли меня к окну. Из учительской был виден весь наш короткий переулок, заставленный с обеих сторон маленькими, пузатыми, как комоды, домиками и дощатыми заборами, похожими на штопку между ними.
Возбужденные ребята шли, как всегда, стайками. Я всмотрелась: где же Лисянский? Неужели ушел вслед за мной? И почему не видно Зои?
Потом я заметила его. Он стоял неподалеку от школы, без пальто. И его серая форма сливалась с забором. Осанка этого мальчишки была на редкость высокомерная. Он поглядывал на проходивших так, словно парад принимал.
Последними из школы вышли Зайка, Рыбкин и Валерка. Он нес ее портфель. А она, оживленная, порозовевшая, какой я ее давно не видела, размахивая рукой, о чем-то спорила с Рыбкиным.
Когда они поравнялись с Лисянским, он, мне показалось, окликнул девочку. Но она высоко подняла голову, взяла Рыбкина и Валерку под руки и прошла мимо, слегка одеревенев от напряжения.
Глава 8
НОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
Однажды я проснулась от нетерпеливого и настойчивого стука в окно. Жила я на первом этаже, и до стекла было несложно дотянуться. Я вскочила, стала всматриваться: к окну жались две фигуры: высокая и маленькая, почти детская, закутанная в большой платок.
Я накинула халат, пальто и выбежала на улицу. Возле моего дома стоял Виталий Оленев и незнакомая мне девочка.
— Добрый вечер! — сказал он своим красивым неустойчивым баском. — Мы ушли из дома и больше не вернемся. И вот хотим посоветоваться на прощание…
Я растерялась. Ну и заявление! Да еще ночью!
— Здрасте! — после паузы сказала голосом Рины Зеленой девочка. — Меня зовут Алла. Мы с Таликом любим друг друга и хотим уехать на целину…
— Ну, пошли ко мне. — Я мгновенно представила выхоленное лицо матери Виталия. Ее воздетые к небу руки. Ее холодный, с металлическим тембром голос…
Если этот мальчик был моей откровенной отрадой, моим единственным отличником, то его мама с первых дней знакомства стала для меня откровенным наказанием. Хотя и вызвала одновременно неслыханно страстную любовь в Марии Семеновне. Оленев учился в моем девятом классе полгода, учился блестяще. И хотя стоял в стороне от классных дел, не нажил себе ни одного врага. Мне казалось, что ребята ему молчаливо сочувствуют: выдержать его образцовую маму мог не всякий образцовый сын.