— Тогда давай сплячемся. Папа говолил, когда влаги надо замас… замасликоваться.
— Бесполезно, — стонет мама. — У них есть сканеры… Ладно, другого выхода уже нет. Сейчас замаскируемся!
Она достает из сумочки маленькую серебристую штучку, ковыляет к большому толстому дереву и кладет штучку на траву возле него.
— Иди сюда, — стонет мама. Миркин подбегает к ней.
— Встань рядом с этой коробочкой. Миркин послушно делает то, что она говорит. Мама наклоняется к нему и целует.
— Прости меня, Остромир! Это все, что я мигу для тебя сделать. — Она наклоняется и касается пальцем коробочки. — Прости! И прощай! — Она ковыляет прочь.
Миркин не понимает, почему она прощается с ним, и хочет кинуться следом, но что-то невидимое отталкивает его, и ему остается только кричать: «Мама, подожди!» Но она не оборачивается, она ковыляет прочь, босая, опираясь на поднятую с земли ветку. А потом сверху падает тень, и прямо перед мамой на землю опускается глайдер. Из него выскакивают люди, держа в руках оружие. Миркин знает, что это оружие, которое папа и его друзья называют гасильником. У людей на лице маски, как на новогоднем маскараде, и люди эти плохие, потому что они наставляют гасильники на маму.
— Эй, вы! — кричит Миркин. — Сколо плилетит мой папа и убьет вас!
Но они не слышат. Они берут маму в кольцо.
— А вот и госпожа Приданникова, собственной персоной!
— Вы ошиблись, господа, — говорит мама спокойным голосом, но Миркин чувствует, как ей сейчас больно. Просто она не хочет, чтобы эти люди знали об ее боли.
— Нет, мадамочка, мы не ошиблись. — К маме подходит дядька без гасильника, в руках его какой-то приборчик, похожий на артиллерийский тестер-наводчик, который Миркину показывал папа. — Сканер совершенно определенно говорит, что это вы. Его не проведешь… А где щенок?
— Я тут одна.
— Неправда! — Дядька размахивается и бьет маму по лицу.
Мама надает на землю.
— Сколо плилетит мой папа и убьет вас! — кричит Миркин, но его не слышат.
— Сканер с корабля показывал, что здесь было два человека, и не говорите мне, что с вами тут находился любовник.
— У меня нет любовника, — говорит мама, поднимаясь, — я офицерская жена.
— Вы теперь офицерская вдова, сударыня. Останки господина Приданникова, те, что не сгорели, вплавлены в развалины укрепленной огневой точки.
— Все равно, — мама выпрямляется, и теперь становится видно, как ей больно. Ее надо не расспрашивать, а немедленно везти в лазарет, к врачу.
Хотя это ведь называется иначе. Враги не расспрашивают — враги допрашивают. Так говорит папа.
— Все равно я одна.