– Я все понимаю, Петр Николаевич, считайте, что никакого разговора между нами не было, – ответил я, – возможно, мы как-нибудь вернемся к нему позже.
Я прождал профессоров более полутора часов. Мне принесли чай с лимоном и сушками, лучше бы стакан коньяку налили, да хоть разведенного спирта. Наконец, они вернулись и выглядели не такими уж удрученными.
– Что же вы, Александр Павлович, нам сразу не сказали, что вы юрист, я ведь вас за химика принял, вы все так грамотно объяснили про синтез СЦ еще в нашу первую встречу, да еще письмо от Менделеева принесли, что у меня никаких сомнений в вашей профессиональной компетенции не было, – с порога набросился на меня Дианин.
– А вы и не спрашивали, кто я такой да чем занимался. А что, мне с порога начинать было с того, что я, мол, юрист, но выдумал чудодейственное средство, – начал я тоже заводиться в ответ на упреки тезки, – да вы бы и слушать меня не стали, не правда ли? Между прочим, Дмитрий Иванович Менделеев знал, что я юрист по образованию, и это его не смутило, но почему-то вызвало такое отторжение здесь. Откуда я знал, написал он вам в письме про мое образование или нет, я ведь его не читал. По-моему, в Академии уж слишком преобладает нездоровый и средневековый по своей сути корпоративный дух, не допускающий никакого инакомыслия.
– Коллеги, успокойтесь, – обратился к нам Субботин, – ну и что с того, что старые мастодонты ничего не поняли, да еще наш господин изобретатель масла в огонь подлил с этим Кохом. Главное, нас понял профессор Пашутин, он ведь потом в приватной беседе с нами двумя высказался в том смысле, что ему, без году неделя как назначенному, начинать скандал со стариками-учеными и противопоставлять себя практически всему Ученому совету не с руки. Он понял перспективность работы и предложил ее продолжить, набрав еще столько же больных, но с другой патологией. Кроме того, он обещал подать докладную записку государю о сути открытия и его перспективах для военной медицины. Для этого нам и нужно показать лечение не только ожогов, но и боевой травмы, или травмы, похожей на боевую. То, что вы, господин Степанов, сказали нам про микробы там, в зале, это действительно так?
– Да, Максим Семенович, к сожалению, в Академии нет микробиологической лаборатории, она есть у Мечникова в Институте Пастера в Париже, но ведь туда образцы не повезешь, поэтому выход один – оценивать лечение по результату, так сказать ex curantibus[111], – высказал я свое мнение. – Вы можете синтезировать еще столько продукта, сколько надо, но прошу вас, не передавайте его на сторону без моего ведома, иначе может получиться, как с туберкулином Коха (это я, конечно, припугнул профессоров, но пусть будут осмотрительней). И еще, я хочу взять с собой около фунта препарата СЦ для врача, что лечил меня от ожогов в Первой Градской больнице Москвы, зовут его Леонтий Матвеевич Вышеградский.