– Я точно не знаю, из-за конфликта в семье, с матерью и Иваном, он ушел глубоко в подсознание, как я его ни просил остаться. Мне его тоже не хватало, особенно в первое время, но потом работа – она помогает втянуться.
– Он может вернуться?
– Не знаю, он точно не ответил, по поводу возвращения был мой последний вопрос, он ответил «Возможно, позже, через год-два». И вообще, Генрих, убери револьвер, пальнешь еще случайно, даже если не попадешь, то одежду испортишь. Он у тебя не серебряными пулями заряжен?
– А что, надо было?
– Нет, не надо, я не чудовище, и вообще это сказки, про серебряные пули-то.
– Я бы сказал, что сказочным является твое появление здесь, – Генрих вынул револьвер и переложил его в другой карман.
– А как ты понял, что я – это я, а не Саша?
– Это было нелегко, сначала какие-то подозрения, потом факты стали нанизываться в цепочку, противоречия исчезали. Сначала я заподозрил, что ты пришел из иных миров, – Генрих сделал жест кистью руки вверх, – и вселился в Сашу, поработив его. (Ага, Уэллса начитался, страшные марсиане, пьющие кровь, проходили это уже. Хотя вроде Уэллс про «Войну миров» еще не написал, но были и до него авторы-фантасты, особенно когда Скиапарелли открыл «каналы» на Марсе, а Лоуэлл высказал мысль об их искусственном происхождении, да и на Луну в литературе уже «летали» все кому не лень, начиная с Сирано де Бержерака.) Я даже хотел допросить тебя под револьвером, но потом решил понаблюдать, тем более что стал понимать, что ты – хороший человек и вряд ли причинишь мальчику зло. Я даже стал понимать, когда говоришь ты, а когда – Саша, он ведь по-юношески наивный, а в тебе чувствуется взрослый и много повидавший человек. Тебе, кстати, сколько лет и как к тебе обращаться?
– Мне, к сожалению, 63 года, я старше тебя, Генрих, зовут меня Андрей Андреевич Степанов, я родился аж в 1957 году. Но будет лучше, если ты будешь звать меня Сашей, а то окружающие удивятся, если оговоришься. Тем более что сейчас я – как бы третья личность: во мне есть что-то от Андрея Андреевича и что-то – от Саши. У меня даже почерк изменился.
– Да, на это и Лиза обратила внимание, что Саша стал писать по-другому – как-то более рубленно, что ли, исчезла округлость букв, и само написание их стало несколько иным.
– Но это и не письмо Андрея Андреевича. У нас изменилась орфография, исчезли яти и еры, написания букв стали проще, не в моде и всякие завитушки. И все же у Андрея был другой почерк, конечно, да и 63 года против 22 лет.
– Но у вас, наверно, живут лет двести, болезни побеждены, все счастливы, как у Оуэна и Сен-Симона. (Ага, мы и социал-утопистов почитывали!)