– Благодетель вы мой, Иван Петрович, – причитала сиделка, кланяясь деду, – здесь же на хороший дом с хозяйством и две, а то и три коровы. Вот и исполнилась моя мечта, уеду к себе в деревню, в Кузьминки, будет у меня свое молочное хозяйство.
– Да не кричи ты, Агафья, – попенял ей дед, но было видно, что он рад этим проявлениям благодарности. – Бери, заработала. Ты мне внука выходила, это я твой должник. Надо будет что, знаешь, где меня на Рогоже сыскать, помогу.
– А вас, Александр Павлович, никогда не забуду, – умерила свои рыдания Агаша. – Уж как привезли вас, закопченного как головешка, красного и сгоревшего всего, говорили все, мол, не жилец. И как потом лежали мумеем Игипецким[55], а сейчас вон какой молодец, – Агаша осторожно дотянулась губами к моей щеке и поцеловала. – Дай вам всего доброго Господи!
Леонтий Матвеевич был более сдержан, но тоже рад и доволен. Дед потом сказал, что в конверте был чек на двадцать тысяч, именьице под Москвой можно было купить, и еще останется на обустройство. И это так, в 1892 году Антон Павлович Чехов запродал издателю Марксу эксклюзивные права на свои сочинения за 12 тысяч рублей и купил на эти деньги имение Мелихово в двух часах езды от станции, что считалось довольно далеко. Имение состояло из одноэтажного дома и сада, потом выкопали пруд.
Мы тепло простились со всем персоналом, дед каждому вручил конвертик с ассигнацией.
– Ну, голубчик мой, с Богом, – осторожно обнял меня Леонтий Матвеевич, – больше мне не попадайтесь.
– Спасибо вам, доктор, – ответил я, – с вас статья с моими фотографиями.
– Уже готовится к печати, Александр Павлович, всенепременно вышлю экземпляр, – пообещал мне доктор, улыбаясь. – Но и вы не забудьте про ваше чудодейственное средство, когда его сделаете, я первый в очереди.
Еще бы, подумал я, ведь это верная докторская диссертация по тем временам. С тем и простились…
Приехал к деду и занял светлую угловую комнату на втором этаже. У деда меня ждали письма: от Лизы, от Менделеева и незнакомого мне Семена Васильевича Панпушко.
Лиза просила понять ее решение и объясняла, что все продумала и выбрала путь служения Богу. Благословляла меня и желала всего самого наилучшего. Приписка в конце гласила, что все, находящееся в сейфе, принадлежит теперь мне, так как Генрих хранил там средства и бумаги нашей с ним лаборатории. Также написала, что всю библиотеку также передает мне, вместе с теми вещами, что есть в кабинете, если я захочу их взять себе как память.
Письмо Лизы оставило у меня сложное впечатление: человек как бы прощался с мирской жизнью и устраивал свои дела, выполняя обязательства перед другими. С другой стороны, между строк сквозила какая-то неуверенность и отчаяние. Когда я поделился мыслями с дедом, он ответил, что Лиза, незадолго до написания этого письма, еще надеялась, что Генрих жив. Потом, когда им передали останки Генриха после окончания следствия, его похоронили на Новодевичьем, отслужили по усопшему рабу Божьему Григорию службу в церкви – Лиза поняла, что мужа у нее больше нет, и уверилась в своем решении уйти в монастырь.