ОТСТУПЛЕНИЕ.
Однажды Символист спросил меня, если бы у меня была возможность выехать из СССР, что бы я сделала?
Тогда в СССР не было иммиграционных законов, кроме как для евреев. Они могли подать законное заявление на выезд на родину, что называлась репатриация, и получить визу в Израиль. Это не означало, что каждого из них выпустят, но, по крайней мере, был шанс попытаться покинуть СССР. Некоторым везло.
Что касается остального народа — никто даже не мог думать, чтобы эмигрировать. Только два объяснения существовали для этого неприемлемого желания. Или вы психически больны или являетесь врагом государства. Как вообще можно желать покинуть такую великую страну, очевидное царство братства!
Для тотального контроля миграции населения и прекращения передвижения людей с места на место была придумана «прописка» — штамп в паспорте с постоянным адресом. Милиция имеет право арестовать вас, если у вас нет паспорта (как “Auswice” в Германии во время нацизма) и может держать вас в тюрьме до тех пор, пока не установит, кто вы такой. Следующий вопрос обычно звучал так: “Какого хрена вы оказались в Таллине или в Кишиневе, если вы прописаны в Москве или в Подольске?
Знаменитое пролетарское выражение «кто не работает — тот не ест» также использовалось для контроля миграции населения. Место работы помогало контролировать передвижение. Так, если вы не предъявите справку от работодателя, что вы трудоустроены в настоящее время, вы также можете оказаться в тюрьме или в психушке. По Советскому трудовому законодательству, если вы не работаете более шести месяцев, вы преступник. Неважно, что рабы в советских лагерях работали чертовски тяжело, но все равно они не ели. Как ни крути, какая же это справедливость? В какой-то момент моего друга, диссидента Александра Шатравку, начали кормить маслом и молоком в течение целого месяца, прежде чем его выпустили из тюрьмы, чтобы он не выглядел таким изможденным перед иностранными журналистами.
После того, как Степан выпил залпом стакан фиоле-того портвейна, он прочел «Гамлета» в переводе русско-советского поэта Бориса Пастернака, известного в Америке своей книгой, а затем фильмом» «Доктор Живаго».
«Проглило что-то в датском королевстве!» Это было определенно своевременно. Затем он продекламировал дореволюционный перевод Рембо на русский язык. Тогда я еще не знала, кто такой Рембо. Степан сказал мне, что он французский поэт-символист, и строки, которые он читал, были из его стихотворения «Бродяги». Я недавно перечитала её, переведенную на английский язык Луизой Варезе с французского. Это звучит примерно так: