Спешно появилась на свет божий строительная организация «Ормедьзолото» и при ней закрытый распределитель с дорогими сукнами, крупчаткой, заморским ромом. Но страсти вскоре улеглись. С легкой руки какого-то злослова эту стройконтору перекрестили в — «Ой, нет золота!» А потом и совсем прихлопнули. Зато невдалеке от никому не известной железнодорожной станции Орлово был основан город Медноград.. Вслед за ним, в Ярске начали сооружать никелькомбинат. Он подоспел как раз вовремя — к войне, когда каждая тонна никеля была на учете в Государственном Комитете Обороны. И, наконец, в разгар войны, когда танки фон-Манштейна рвались на выручку к фон-Паулюсу, был заложен металлургический комбинат близ Ярска. Так сбылась и третья мечта Жилинского, быть может, самая заветная, потому что речь идет о природно-легированной стали, — она нигде больше в целом мире не выплавляется....
Уже под вечер, возвращаясь со своей стройки, Илья Леонтьевич решил навестить давнего приятеля — Каширина. Все-таки не понравился ему сегодня Речка, и захотелось потолковать с Никонором часок-другой перед сном грядущим.
Каширин жил в ветхом кирпично-деревянном сооруженьице, недалеко от понтонного моста через Урал. Сколько раз это местечко оказывалось под водой в бедственные дни апрельских широчайших разливов, сколько раз Никонору Ефимовичу вместе со своей Дарьюшкой приходилось переселяться к зятю, в Новый город. Но старик ни за что, ни за какую цену не продал бы своего «ласточкина гнезда», хотя уже давным-давно улетели из него девчата и единственный сын Максим. И как только не в меру вспыльчивый Урал немного успокаивался, начинал входить в размытые некрутые берега, Каширин возвращался на прежнее местожительство, для чего-то аккуратно измерял уровень схлынувшей воды по грязному следу на растрескавшейся штукатурке стен, сокрушенно покачивал головой и брался за работу. К июню его домишко принимал нарядный вид: стены были заново побелены, ставни подкрашены, заборчик подправлен, огород весело зеленел огуречными, капустными, помидорными грядками, и среди кустов рябины и боярышника, окаймленных зарослями цветочной смеси, ярко выделялись рамчатые ульи, розовые, синие, кремовые. Ну разве можно, скажите на милость, покинуть этот райский уголок по причине бабьего каприза взбалмошной и сумасбродной степной весны!
Жилинский тихонько притворил за собой тесовую калитку, вошел во двор, потрепал за уши давнишнюю знакомую, безобидную лайку «Молнию», неторопливо осмотрелся — ни души, и присел на скамейку под высоким, двухметровым подсолнухом с огромной, битком набитой «грызовыми» семечками, желтеющей корзинкой. Ну и тишина, даже от ульев долетает вечерний монотонный шум пчелиного семейства.