Коробов нагнулся. Его руки нащупали карман на брюках Эриха. Но ключа от машины там не было. Коробов почувствовал, что ладони трогают влажное и теплое, но только увидев на правой ладони длинную цепочку с ключом, Коробов понял — на ладонях кровь Эриха…
Он поднял голову, посмотрел на Ирмгард. На ее бархатной куртке — отсветы желтого пламени, стоявшего неровной стеной на улице.
Коробов перешагивал через лежащих на полу людей. Он выпрыгнул в пустую раму огромного окна на тротуар, оглянулся.
Ирмгард стояла у окна.
— Я боюсь, — сказала она.
Коробов взял ее за руки, потянул к себе… Ирмгард села на мраморный подоконник, и Коробов поднял ее, но не устоял…
Они лежали рядом. В трех шагах от них сидел, припав спиной к стене гостиницы, человек в шинели, фуражка его лежала у правого сапога…
Коробов поднялся, смотрел на человека в шинели…
Он пошел, ступая нетвердо, по тротуару…
— Я боюсь, — сказала Ирмгард. — У тебя… ты в крови…
— Пусть, — сказал Коробов, но Ирмгард не услышала его — за ее спиной ударило громом…
Они прижались друг к другу изо всех сил. И опять, как тогда, в холле гостиницы, Коробов оттолкнул Ирмгард, потому что где-то в глубине сознания жило ощущение — «чужое».
Ирмгард смотрела, как обер-лейтенант неверными шагами приближался к маленькой горевшей машине, коричневому «оппелю», — это хорошо было видно ей сейчас, когда глухой удар тряхнул асфальт под ногами и впереди, у конца переулка, белое пламя вылетело из окон дома…
Ирмгард пошла к машине… Она смотрела, как обер-лейтенант, неловко опустившись на колени, не шевелился перед женщиной в синем пальто, лежащей у заднего колеса.
— Я боюсь, — сказала Ирмгард.
Она знала, что обер-лейтенанту тоже страшно, заплакала.
— Уйдем, — сказала Ирмгард. — Уйдем, уйдем, скорее уйдем.
У женщины не было лица. Было что-то темное, неровное.
— Лило… — едва слышно проговорил обер-лейтенант. Он сказал еще одно короткое слово, но Ирмгард не поняла обер-лейтенанта…
— Я боюсь, — сказала Ирмгард.
Обер-лейтенант поднялся.
— Ты без пальто… без шубы… Ирмгард…
Обер-лейтенант оглянулся, медленно пошел к черному «паккарду» возле ближнего угла гостиницы…
— Ирмгард! — Он смотрел в лицо девушке. — Садись… Ну! Я принесу тебе шубу. Садись…
52
Только под утро, когда «паккард» миновал линию железной дороги в трехстах метрах от пылающей станции Косьцежина, Коробов впервые за дорогу покосился на сидевшую рядом Ирмгард. При слабом свете от приборной панели лицо девушки показалось ему удивительно, непостижимо прекрасным.
А из поднятого воротника беличьей шубы смотрели на Коробова широко раскрытые глаза — светлые немецкие глаза под высокими бровями…