— Все в порядке, товарищ третий. Борзову я позавчера еще медаль вручил — «За отвагу». Венеру Кузьмичу за захват двух самоходных барж на Одере полагается «Отечественной войны» первой степени, сегодня утречком постараюсь вручить, вернее — завтра, ноль часов еще не подошел…
— Как народ — не боится двух-то Днепров, а?
— Никак нет, товарищ третий. Смыслу нет бояться…
— Нет?..
— Так точно. Были б робкими — и сейчас бы под Ладогой в болотах гнили. Настроение у нас правильное, товарищ третий. Постараемся сделать все как надо…
— Ну, спасибо. Дозвонитесь до Кузьмича, передайте от меня: на том берегу встретить хочу. Глядишь, день рождения Гитлера и отметим, а?..
— Двадцатого? Точно, товарищ третий… В верхах у вас не слыхать — не подох еще Адольф-то?
— Дышит, сволочь… Ну, всего доброго, Афанасьев.
— Спокойной ночи, товарищ третий. Сейчас Горбатову позвоню. Спасибо вам.
— На том берегу увидимся…)
ГВАРДИИ РЯДОВОЙ
Бежал гвардии рядовой Борзов вдоль ограды.
Основа у тон ограды — красного кирпича, на метр высоты, а поверх — чугунная решетка: дубовые ветви переплелись.
— Хорош заборчик, а, Юр? — сказал Борзов своему отделенному Юрке Ковшову, похрипывая (устал — с ночи на ногах).
— Поглядывай!
Усмехнулся Борзов. Какой с мальчишки спрос? Третий месяц отделением командует, кроме службы-матушки знать ничего не желает…
Да и поглядывать тут нет нужды: за забором — парк сосновый, дорожки асфальтовые, от снега расчищенные, скамейки — то голубые, то розовые, то зеленые стоят.
Фрицами тут и не пахнет.
Добежали до ворот — чугунные ворота, с орлами, а рядом, меж бетонных столбов, — калитка, тоже чугунная.
И вывеска на столбе.
Золотые буквы на черном стекле.
Юрка смотрел на вывеску, потный лоб наморщил…
— Шуле… какая-то, черт ее разберет, уж буквы у фрицев — словно пьяный выдумал!
— Школа?
— Ага… Ма-ри-ен… дорф… В общем, какая-то школа деревенская, понял? Дорф — значит деревня. Глянем!
— А я, темнота, думал, что дорф — пол-литра по-немецки, — усмехнулся Борзов. — А выходит…
— Разговорчики!
Пхнул сапогом Юрка в калитку — распахнулась.
Пошли по широкой аллее, где из-под тонкого слоя ночной пороши асфальт пятнами виднелся.
А шагов за сто от длинного двухэтажного дома из красного кирпича с крыльцом-верандой из разноцветных стекол свернули с аллеи налево, в сосны: дуриком вслепую переть война давно отучила.
Встали за соснами, поглядывают…
Дымки из трех высоких белых труб на сизой черепичной крыше…
Высоченная дверь веранды — не иначе, дубовая, ишь какая резная — распахнулась, вышел старый фриц в вязаной шапке, в зеленой куртке с меховой опушкой по подолу, в желтых шнурованных ботинках до колен…