Они шли медленно — капитан, за ним Коробов, в пяти шагах за Коробовым — двое солдат.
Пологий склон высотки. Ручей. Под сапогами — вязкий песок. Траншея. Часовой в плащ-палатке негромко окликнул: «Стой… кто идет?» Капитан ответил: «Свои, Пономарев, свои…» Спрыгнули в траншею. Через двадцать шагов — дверь в блиндаж…
Стоял перед дверью человек, белое пятно лица скрылось, скрипнула дверь…
В блиндаже, куда вошли капитан и Коробов, сидел на нарах Валентин Тимофеевич Рыжов, в новой гимнастерке с погонами подполковника, и старшина — черноусый узбек или таджик в плащ-палатке и каске.
— Покури, Мурад, — сказал подполковник Рыжов, и старшина вышел. — Ну что, братцы?.. Покурим по остатней?
Коробов и капитан сели рядом с Рыжовым на нары, застланные трофейными плащ-палатками.
Коптила «катюша» из гильзы немецкого зенитного снаряда на узкой полке под бревенчатым потолком, было душно. Подполковник раскрыл пачку «Казбека».
— Тесноват мундирчик-то, а?.. — сказал он, усмехнувшись.
— Выбор у беглого лейтенанта был невелик, — сказал Коробов.
— Паскудный фриц попался, — сказал капитан. — Пришлось пришить финкой, по горлу Мурад резанул…
— Приятная подробность, — усмехнулся подполковник. — Ты уж лучше помолчи, Мартынов. Коряво сработали твои парни. Труп додумались оставить под самым носом у немцев. Я приказал перетащить к нашей первой траншее. Ведь по плану было ясно: немец — перебежчик, наш дезертир увидел, что немец вот-вот доползет до траншеи, где дезертир уже готов сматывать удочки… Дезертир боится, что немец ему помешает… Встреча в траншее. Удар ножа. Так?..
— Так, — сказал капитан, хмуря белесые брови.
— А раз так, то больше медали старшина разведчиков не заслужил.
— Слушаюсь, товарищ подполковник.
— Ладно, нет худа без добра… Немцы любят острые ощущения, им понравится, что наш дезертир — парень решительный, полоснул их перебежчика по горлу… Так. Оставь-ка нас на минутку, начальник…
Капитан вышел.
— Ну? — сказал подполковник, подсев поближе к Коробову.
— Струсил я, Валентин Тимофеевич. Гимнастерку снял, надел мундиришко… Я думал, что…
— Кризис готовности — типичный случай. Ну, если ты уже перегорел, то теперь будет легче, Володя. Легче, легче… Будем считать, что после удара финкой ты почувствовал спокойствие, да, да… Якорь поднят, граф Толмачев срезал свои погоны той же финкой, бросил ее в траншее — и…
— А все-таки страшно…
— Так и должно быть. Без страха наш брат не работает. Так, Павлович. Погоны твои уже лежат в траншее, финка — тоже. Сейчас посмотришь на лицо немца… Запомнишь… Когда при твоей ситуации убивают человека — лицо его запоминают навсегда.