— Не забудьте как следует омыть промежность. Друг другу. — Улыбаясь, подсказывал он. Мы, краснея, не хотели противиться… Наконец, стуча зубами, мы расхватали полотенца и стали вытираться.
— Друг друга, друг друга! — С улыбкой подсказывал монах. Член мой, омытый нежными руками Айше, к тому времени уже почти принял прежнее положение. Бросив на него короткий взгляд, монах улыбнулся. "Вишь, каков… — а ты боялся… А ведь мог и поартачиться с полчаса…"- "услышал" я его комментарий. Тем временем мы закончили растирать раскрасневшиеся тела и нам стало жарко. Я откровенно любовался её телом, будучи абсолютно неспособным отвести от него взгляд.
— Не сотвори себе кумира — ни на земле, ни на небе, ни под землёй… — Медленно, с расстановкой произнёс монах.
— О чём это вы? — Поинтересовалась совершенно пунцовая невеста.
— О том, как он на тебя смотрит… — Улыбнулся старик. — Плохо быть кумиром. Особенно — низвёргнутым. — Вздохнул он.
— Надеюсь, нам это не грозит? — Улыбнулся я.
— Это всё зависит только от вас… — Уклончиво ответил старик. Он спокойно, по-хозяйски, вынул из рюкзака наши тапочки и поставил на берегу ручья:
— Ополосните ноги, оботрите, обувайтесь… — Деловито бормотал он, вытряхивая "свадебные наряды".
— Облачи невесту-то… — Протянул он мне её наряд. От вида Айше здесь, на берегу этого ручья, в этой полупрозрачной ночной рубашке с кружевами, надетой на голое тело, можно было просто сойти с ума. Монах с видимым удовлетворением оглядел её:
— Хороша… Самое время… — Что именно "самое время", он объяснять не стал. Заставив надеть на себя все приготовленные одеяния, он повёл нас на близлежащий холм. Мы всходили на него довольно долго — минут двадцать, наверное. Признаться, именно тогда у меня впервые появилось ко всему этому какое-то… Я бы сказал — пренебрежительное отношение. Представьте: идут зачем-то на холм монах с клюкой, полуголая красавица, покрытая скатертью, да изнывающий от вожделения молодой "жеребец", укутанный в кусок материи. Оба последних — в домашних тапочках. Бред! К тому же у "жеребца" член уже начал побаливать… с непривычки-то к подобным мероприятиям… Наконец достигнута вершина холма. Впереди — обрыв. За ним — огромная долина, в которой раскинулись сёла, луга, пашни, пруд, небольшая речушка… Величие настораживало: как будто над всем этим нам предстояло воспарить… Монах расстелил неподалёку два коврика:
— Это — для вас… Не слишком близко: чтобы вы думали о том, что будете говорить, а не о теле, дышащем рядом… — Мы смущённо опустили очи долу.
— Встаньте каждый посредине своего коврика на колени, лицом к обрыву… а затем согнитесь в поклоне, вытянув руки как можно дальше вперёд… — Продолжал старик. Мы выполнили это — нельзя сказать, что очень охотно или сколько-нибудь серьёзно. — А теперь медленно поднимайте вытянутые руки так, чтобы видеть кончики пальцев… — Продолжал инструктировать старец. — Что чувствуете? — Неожиданно спросил он.