— Да. — Уже обретя уверенность под обволакивающим любовью взглядом Айше, совершенно твёрдо произнёс я.
— Готова ли ты, Айше, перед лицом создателя своего засвидетельствовать, что намерена беречь и хранить вновь обретённого мужа своего всю свою жизнь? Можешь ли ты утверждать, что готова выкупить жизнью своей жизнь детей ваших, если такое потребуется, а жизнь его будет отдана и этого окажется недостаточно? Отвечай!
— Да… — Нерешительно сказала Айше, видимо, продолжая вдумываться в изощрённость формулировок.
— Готов ли ты, Виктор, перед лицом создателя своего засвидетельствовать, что намерен всю жизнь трудиться на благо вновь созданной семьи твоей — даже если угаснет любовь меж вами и это понадобиться только для детей ваших? Можешь ли ты утверждать, что любые невзгоды, порождённые несовершенством отношений между вами, никогда не коснутся ваших детей? Отвечай!
— Да… — Теперь уже нерешительно сказал я, а сам вдруг понял, что я ведь об этом раньше совершенно не задумывался…
— Готова ли ты, Айше, перед лицом создателя своего засвидетельствовать, что намерена всю жизнь преумножать плоды труда мужа своего ради блага вновь созданной семьи твоей — даже если угаснет любовь меж вами и это понадобиться только для детей ваших? Можешь ли ты утверждать, что любые невзгоды, порождённые несовершенством отношений между вами, никогда не коснутся ваших детей? Отвечай!
— Да… — Совсем неуверенно произнесла невеста.
— Готов ли ты, Виктор, перед лицом создателя своего засвидетельствовать, что намерен всю жизнь прощать жене своей вольные и невольные прегрешения её, как создатель прощает? Можешь ли ты утверждать, что любой проступок её может быть прощён тобой, если она, раскаявшись, придёт к тебе в надежде на прощение? Отвечай! — Я хотел было сказать "я подумаю…", но под твёрдым взглядом монаха не посмел, и, памятуя требование отвечать только "да" или "нет", с трудом выбрал "да"…
— Готова ли ты, Айше, перед лицом создателя своего засвидетельствовать, что намерена всю жизнь прощать мужу своему вольные и невольные прегрешения его, как создатель прощает? Можешь ли ты утверждать, что любой проступок его может быть прощён тобой, если он, раскаявшись, придёт к тебе в надежде на прощение? Отвечай!
— Да… — С не меньшими, видимо, колебаниями, выбрала Айше.
…Так он допрашивал нас, казалось, целую вечность. Если вначале мы были уверены, что легко ответим "да" на любые вопросы — нам казалось, что любовь наша может служить тому порукой, то по мере перечисления им невзгод, которые могут встретиться нам в жизни, мы постепенно теряли уверенность в этом… И всё же — на все вопросы мы упорно выбирали более или менее твёрдое, но — "да". Иногда он на секунду замирал с прикрытыми глазами, как будто утверждая про себя что-то, потом всё продолжалось дальше. Казалось, этому не будет конца…