— Узнаешь меня, Страус, друг мой? — спросил граф.
Несчастный трус пытался скрыть свой испуг под личиной лукавства. Он пристально поглядел на него, как будто роясь в памяти.
— Подождите-ка, — сказал он, — да… ваше лицо мне незнакомо, но я…
Не окончив фразы, Жаваль вдруг высоко подпрыгнул. Он получил мощнейший пинок, точно такой же, каким его жилец когда-то, в первые дни знакомства, угостил нижнюю часть его поясницы.
— Вот тебе, Страус!.. Это освежит твою память, я уверен, — прибавил Пьер.
— Ах, да! Теперь я вас признаю, вы мой любимый жилец, гражданин Ивон Бералек, — поспешил ответить содержатель гостиницы, складывая дрожащие губы в любезную улыбку и потирая ушибленное место.
Читатель помнит, что Кожоль для Жаваля был Ивоном Бералеком. «Если когда-нибудь представится мне случай воздать тебе за эти два удара, то уж я тебя проучу, гнусный шпион!» — думал трепещущий добряк, изо всех сил улыбаясь.
— Дорогой Страус, с радостью вижу в тебе эту сердечную память, в которой всем твоим друзьям отыщется уголок.
— Да, не правда ли? В первую минуту нежданной встречи волнение несколько смутило мой рассудок, но вам не надо было два раза повторять, чтоб напомнить о своем имени, которого, впрочем, я и не мог забыть, потому что кое-кто взял на себя труд напоминать мне о нем.
— А! Да кто же?
— Одна дама.
— Дама! — сказал Пьер, навострив уши.
— Ах, да! Ведь вы не знаете, что случилось после вашего отъезда из отеля. Через полчаса после того, как вы ушли, явилась к вам какая-то дама. Она меня расспрашивала о вас, о вашем имени, о записочке, полученной накануне. Ну! Я ей отвечал, что вы только что уехали в Бретань и я сам помогал вам укладывать вещи. Особо я заметил ей, что вы везде искали потерянную печать.
— И что же дама сказала по поводу печати? — спросил Кожоль, припомнив эту маленькую хитрость, употребленную для того, чтоб обмануть Елену, если б она вздумала после люксембургской ночи прийти в отель.
— Узнав, что вы так искали ее, она вздохнула с облегчением, и я слышал, как она тихо произнесла: «Баррас обманул меня… Ивон не умер, но он потерял печать, спасаясь из ловушки».
— Затем она ушла?..
— Да, потом она часто опять приходила и все спрашивала, не вернулись ли вы в Париж, потому что она хотела писать вам, чтоб известить о какой-то интересной новости, но не знала, куда адресовать письмо, — говорила она. Несколько месяцев она являлась сюда аккуратно каждую неделю. А потом ее визиты вдруг прекратились — и вот опять, третьего дня, она приходила… но бледная, слабая, худая, как будто встала после тяжелой болезни.