Ивон и Пьер переглянулись. Обоим пришла в голову мысль о Лебике.
— Вы серьезно предлагаете эту половину? — спросил Кожоль.
— Да, да! — лихорадочно повторял аббат.
— В таком случае я бегу за человеком, который может исполнить ваше желание! — воскликнул граф, бросившись наверх к мансарде гиганта.
Устав от постоянного присмотра своих телохранителей, Лебик в последнее время предпочитал спать в мансарде, где по крайней мере его оставляли одного.
— Согласны, Лебик! Согласны! — вскричал Кожоль, врываясь в комнату.
Она была пуста!
На одной из перегородок Пьер прочел следующую фразу, начерченную углем крупными буквами:
«Я предлагал половину в продолжение месяца. Выждав окончания срока, я беру все».
Из окна спускалась веревка, связанная из кусков той, которой он когда-то был связан и которую позаботился сохранить.
Не прошло еще часа как гигант исчез!
Когда Кожоль сошел вниз, Ивон тотчас понял все по одному слову, произнесенному шепотом:
— Убежал!
— Ну, что ж? — живо спросил аббат, видя возвращение одного молодого человека.
— Придется дожидаться 18 брюмера. Один Лебик мог бы помочь нам, но он бежал.
У Монтескью, человека хладнокровного и решительного, припадки отчаяния были столь же коротки, как и редки. Теперь он принял спокойно это известие.
— Хорошо, — отвечал он, — мы подождем.
И в самом деле, какая опасность могла произойти, решись он ждать? В первую минуту неожиданность известия о возвращении Бонапарта могла смутить его, но ведь — как он сказал Фуше — о генерале не было никаких известий уже три месяца и на берег Франции он не высаживался. Даже благополучно ускользув от англичан и достигнув берега, он будет задержан в порту под строгим карантином для пассажиров фрегата, прибывшего из зачумленной страны. «К тому же, — размышлял аббат, — Директория, при всей своей трусости, воспользуется любым случаем, чтоб сломить дерзкого генерала, не спросившего у нее разрешения покинуть армию. Итак, время терпит!»
В эту минуту Монтескью забыл басню о зайце и черепахе, над которой Фуше так советовал ему подумать.
— Мы подождем, господа, — повторил он друзьям, собираясь уходить.
Встревоженные восклицанием, вырвавшимся у вождя в первую минуту, молодые люди сказали вместо прощания:
— Если нашему делу угрожает опасность, чего вы, аббат, за час перед тем так боялись, мы считаем излишним напоминать, что наша жизнь и наше оружие к вашим услугам.
— Благодарю вас, господа, за вашу преданность, в которой я никогда не сомневался… но в настоящую минуту червонцы должны быть моими единственными бойцами. А вы используйте оставшееся время с пользой.