Когда солнце скрылось за горой, Кузьмин повернул в верховьях долины на запад и начал подниматься по мелколесью на гору. Он шел не торопясь, часто останавливался, перекладывал сетку с настрелянными куропатками с одного плеча на другое и вообще совсем не производил впечатления человека, желающего до наступления ночи вернуться домой. Поднимаясь все выше, он выбрался на гриву водораздела и присел на пень отдохнуть, покурить и полюбоваться видом на верховья двух долин, расстилавшихся у его ног. Отдохнувши, он встал и пошел потихоньку по гриве, но не к стану, а к руднику.
Начало уже смеркаться, когда Кузьмин очутился на плече рудничной горы возле отвалов старых разведочных шахт. Внизу видна была площадка у устья Павловской штольни, из которой еще выходили запоздавшие рабочие; серели конторка и отвалы. Спрятавшись за березкой, маркшейдер выждал, пока последний рабочий не скрылся из вида, и затем медленно начал спускаться к устью Мокрой штольни, ведшей в старые работы; он старался, чтобы у него из-под ног не скатывались камни и не выдали его присутствия. Его одежда была грязно-зеленого цвета и на зеленом фоне горы совершенно не выделялась в сгустившихся сумерках. На небе уже загорались звезды; легкий ветерок проносился по гривам гор и шумел в березках, осинах и лиственницах.
Спустившись к устью штольни, Кузьмин отпер замок, открыл решетчатую дверь, стараясь, чтобы ржавые петли не скрипели, вошел и закрыл дверь, а замок с ключом засунул за крепь. В штольне было уже совершенно темно, но зажженный огонек мог бы обратить на себя внимание нарядчика, жившего в конторке, или сторожа на отвале. Поэтому маркшейдер зажег свечу, лишь пройдя шагов сто.
Мокрая штольня была заброшена лет десять, с тех пор, как работы в руднике ушли глубже и к ним была проведена Павловская штольня от подножия склона. Мокрой пользовались очень редко, когда нужно было попасть в старые работы по верхней части жилы; чтобы хищники не могли пробраться по ней в рудник, ее постоянно держали на запоре, но ради вентиляции дверь была решетчатая.
Засветив огонь, Кузьмин пошел быстрым шагом по неровной почве штольни, с которой рельсы и шпалы давно были сняты; вслед за ним по стенам и потолку ползла, качаясь, его длинная тень. Шаги гулко отдавались в совершенно пустой галерее среди абсолютной тишины подземного мира. Но полное одиночество не смущало маркшейдера: он привык часто бывать по целым часам один в руднике.
Вскоре на крепи показался лед и почва стала мерзлой; постепенно ледяная кора делалась толще, суживая галерею все больше и больше. Кузьмину пришлось нагнуться, а затем даже ползти на четвереньках; ему очень мешало ружье, однако он не оставил его у устья штольни, а почему-то тащил с собой.