Она досадливо поморщилась:
– Я ничего не знаю и ничего не стою. Я забеременела, родила дочь, но даже не знаю, что у меня внутри. Единственное, что я знаю точно, – это что хочу сбежать.
Я вздохнула.
– Делай то, что можешь сделать.
– Ты мне поможешь?
– Уже помогаю.
– Где ты живешь?
– Во Флоренции.
Она, как обычно, нервно усмехнулась.
– Заеду повидаться.
– Я дам тебе адрес.
Она потянулась было за ключами, но я встала и произнесла:
– Погоди, у меня есть еще кое-что для тебя.
Она посмотрела на меня с недоверчивой улыбкой, наверное подумала, что сейчас получит новый подарок. Я пошла в спальню, взяла Нани. Когда вернулась, она поигрывала ключами, и на губах ее застыла легкая улыбка. Она подняла глаза и перестала улыбаться. Сдавленно выдохнула:
– ТЫ ее взяла.
Я кивнула, она вскочила, бросила ключи на стол, как будто они ее обожгли, и прошептала:
– Почему?
– Не знаю.
Она неожиданно прокричала:
– Читаешь, пишешь что-то целыми днями – и не знаешь?
– Нет.
Она недоверчиво тряхнула головой и снова заговорила негромко:
– Она все время была у тебя. Ты ее держала у себя, а я не знала, что мне делать. Моя дочка плакала, я чуть с ума не сошла, а ты молчала, только смотрела на нас и палец о палец не ударила, чтобы помочь.
Я сказала:
– Я мать-извращенка.
Она кивнула, воскликнула “Да, ты мать-извращенка!”, грубо и жадно выхватила у меня из рук куклу и пробурчала себе под нос на диалекте, что ей пора идти, потом выкрикнула то же самое на литературном итальянском, добавила, что не хочет меня больше видеть, ничего ей от меня не надо, и кинулась к двери.
Я решила сделать широкий жест.
– Возьми ключи, Нина, сегодня вечером я уезжаю, квартира простоит пустая до конца августа, – сказала я, отвернулась к стеклянной двери, будучи не в силах видеть ее такой озверевшей от гнева, и пробормотала: – Мне очень жаль.
Я не услышала стука двери. На секунду подумала, что Нина все же решила взять ключи, а потом услышала, как она шипит у меня за спиной оскорбления на диалекте – такие же страшные, какие произносили порой моя бабушка, моя мать. Я повернулась было к ней, но почувствовала резкую боль в левом боку, острую, как ожог. Опустила глаза и увидела кончик булавки, торчащий из кожи над самым животом, чуть ниже ребер. Кончик булавки показался лишь на долю секунды, пока звучал голос Нины, пока я чувствовала на себе ее горячее дыхание, и сразу же исчез. Женщина швырнула на пол булавку и, не взяв ни шляпы, ни ключей, выскочила из квартиры с куклой в руках и захлопнула за собой дверь.
Я оперлась рукой о стеклянную дверь, посмотрела на свой бок, на маленькую застывшую капельку крови на коже. Почувствовала легкий холодок, и мне стало страшно. Я ожидала, что со мной что-то случится, но ничего не происходило. Капля потемнела, свернулась, и ощущение прошившей меня раскаленной нити, причинившей резкую боль, пропало.