Я подошел к нему.
– Моя родственница, – спросил я, – она в городе?
Мужик за стойкой обратил свой кислый взгляд на дверь, из которой я вышел, откуда как раз показалась девушка.
– Бога ради, Нелл, какого черта ты позволила ему встать? Вот же ума Бог дал: меньше, чем собаке!
Значит, ее и в самом деле зовут Нелл. Я счел бы это забавным – при других обстоятельствах.
Он обернулся ко мне и улыбнулся – улыбка у него была не менее кислой.
– Господи, парень, что, болит лицо-то? Умереть можно! – Он фыркнул над собственной шуточкой.
Я зыркнул на него исподлобья:
– Я спрашивал про свою родственницу!
Он покачал головой:
– Не возвращалась она. Да туда ей и дорога, одни неприятности от нее.
– Принесите хлеба, фруктов и мяса какого-нибудь, что там у вас есть на кухне готового, – распорядился я. – И бутылку авеннийского фруктового вина. Земляничного, если есть.
Он облокотился на стойку и насмешливо вскинул бровь. Его кислая мина расплылась в покровительственной улыбочке:
– Незачем так спешить, сынок! Теперь, раз уж ты встал, с тобой захочет побеседовать констебль.
Я стиснул зубы, чтобы не брякнуть первое, что пришло на ум, и перевел дух.
– Послушайте, последние два дня у меня выдались на редкость неприятные, у меня болит голова, причем так болит, что вам ума не хватит вообразить, и вдобавок моя подруга, возможно, попала в беду. – Я воззрился на него с ледяным спокойствием. – Мне не хотелось бы доводить дело до неприятностей. Поэтому я вас прошу, вежливо прошу, принести мне то, что я сказал. – Я достал кошелек. – Будьте так любезны.
Он смотрел на меня. Его лицо мало-помалу изменялось от закипающего гнева.
– Ах ты ж, нахальный сопляк! Научись разговаривать вежливо, а не то гляди, усажу и привяжу тебя к стулу, пока констебль не придет!
Я бросил на стойку железный драб, крепко стиснув в кулаке второй такой же.
Трактирщик насупился:
– Это что такое?
Я сосредоточился и почувствовал, как в мою руку постепенно проникает холод.
– Чаевые, – сказал я. Над драбом поднялась и заклубилась тоненькая струйка дыма. – За быстрое и вежливое обслуживание!
Лак на стойке начал пузыриться и обугливаться. Вокруг драба расползалось черное кольцо. Дядька уставился на него молча и испуганно.
– А теперь принесите мне то, о чем я просил, – сказал я, глядя ему в глаза. – И еще мех с водой. Или я спалю это заведение прямо у вас над головой и попляшу среди пепла на ваших липких, обугленных костях.
Я поднялся на вершину холма с серовиками. Котомка у меня была набита. Я шел босиком, запыхался, голова у меня гудела. Денны нигде видно не было.