– В задницу твою историю! – отрезал Баст. – Делай как я говорю, а не то я тебя сломаю, как лучинку!
Хронист застыл:
– Ты хочешь сказать, что я работаю на тебя?
– Я хочу сказать, что ты мне принадлежишь. – Лицо Баста было убийственно серьезным. – Ты мой до мозга костей. Я заманил тебя сюда, чтобы ты послужил моим целям. Ты ел за моим столом, я спас тебе жизнь. – Он ткнул пальцем в голую грудь Хрониста. – Ты трижды мой. А значит, мой всецело. Орудие моего желания. Ты будешь делать все как я скажу.
Хронист слегка вздернул подбородок, лицо его посуровело.
– Я буду поступать так, как сочту нужным, – сказал он, медленно поднимая руку к куску металла, висевшему на его обнаженной груди.
Баст на миг опустил глаза и снова посмотрел ему в лицо:
– Ты что, думаешь, я тут в игрушки играю?! – Он будто не верил своим глазам. – Ты что думаешь, железо тебя спасет?!
Баст подался вперед, отбросил руку Хрониста и, прежде чем книжник успел шевельнуться, схватил черный металлический кружок. Рука Баста мгновенно напряглась, глаза зажмурились от боли. Когда он открыл глаза снова, они были сплошь синие, как глубокая вода или вечернее небо.
Баст подался еще ближе, придвинувшись вплотную к лицу Хрониста. Книжник перепугался, попытался было отползти в сторону по кровати, однако Баст схватил его за плечо, удерживая на месте.
– Слушай меня, человечишко! – прошипел он. – Не путай меня с моей маской! Ты видишь свет, играющий на поверхности воды, забывая, какая темная, холодная глубина таится под нею! – Связки на руке Баста хрустнули – так он стиснул железный кружок. – Слушай! Ты мне ничего не сделаешь. Тебе не убежать и не скрыться. И я не потерплю, чтобы мне прекословили в этом деле!
Пока Баст говорил, глаза у него делались все бледнее, пока не стали голубыми, как ясное полуденное небо.
– Клянусь всею солью, что есть во мне: если ты воспрепятствуешь моим желаниям, остаток твоего краткого смертного существования будет сплошным горем. Клянусь камнем, и дубом, и вязом: ты станешь моей добычей! Я стану незримо следовать за тобой и давить любые проблески радости, которые ты обретешь. Не ведать тебе ни прикосновения женщины, ни секунды отдыха, ни мгновения душевного покоя!
Глаза Баста были теперь голубовато-белыми, как вспышка молнии, голос – напряженным и яростным.
– И клянусь ночным небом и вечно скитающейся луною: если ты вгонишь моего наставника в отчаяние, я взрежу тебя и расплескаю по сторонам, как ребенок, что возится в грязной луже! Я натяну твои кишки на скрипку и заставлю на ней играть, пока я стану плясать!