– Проводить время с тем, кого ненавижу… кого ты ненавидишь… значит заботиться о себе? Особенно когда это даже не идея отца?
– Да, звучит не очень вразумительно. Но, прошу, пойми: это решение было принято из любви к тебе, нашей общей любви. – Она изучает мое лицо, давая мне осмыслить все это.
– Итак, предполагается, что после того, как четыре года я не слышала о ней ничего, кроме самого дурного, теперь должна полюбить ее вот так просто, по щелчку пальцев? А как же папа? Он так изменился с тех пор, как вы были женаты. Иногда кажется, что его вовсе не волнует жизнь до Голди.
– Дорогая, прости. Это ужасно, что я так настроила тебя против них. Ужасно, что ты сомневаешься в папиной любви. Я так сильно оттолкнула его от нас.
Голова у меня плывет. Во время разговора смутно осознаю, что Оливер находится в той же палате, за шторой. Но не стыжусь и не стесняюсь ничего из сказанного. Странно, но мне даже хочется, чтобы он услышал это… чтобы знал все обо мне, о моей семье. Хочу, чтобы он узнал меня.
Мы с мамой продолжаем разговор, но это – пустая беседа по сравнению с началом нашей встречи. Я говорю, что больничная еда не так уж плоха. Она вспоминает, как в восемь лет у меня был тонзиллит. Рассказывает, что Рэнди сильно скучает по мне. Я едва не признаюсь во всем после истории, как прошлым вечером он сидел в своей комнате и плакал, глядя на мое фото. Но я храню свой секрет, свой и Оливера.
Когда час подходит к концу, за мамой возвращается доктор Демарко. Мама снова крепко обнимает меня, говорит, что увидимся через несколько часов, отстраняется и тихо добавляет:
– В следующий раз хочу познакомиться с Оливером.
Я машу на нее руками, а она улыбается, выходя из палаты вместе с доктором.
Не хотелось слушать разговор Флоры с мамой, но в общей палате просто нет ничего, похожего на приватность. Я пытался сосредоточиться на маме и отключиться от разговора за шторой, но это было невозможно.
Сочувствую Флоре. И ее маме. Сочувствую кузену Флоры, о котором она пока мало рассказывала. Сочувствую даже Голди, у которой, кажется, добрые намерения.
На ком бы женился потом мой отец?
Наконец наши мамы уходят. Слышу тяжелое дыхание Флоры. Хочу успокоить ее, сказать, что все в порядке, что у нее потрясающая семья и сама она потрясающая. Уже встаю, чтобы пройти на ее сторону палаты, но снова опускаюсь обратно. Потом встаю опять, но Флора включает телик и садится его смотреть.