Рядом доктор Демарко говорит:
– Прошу, не стесняйтесь задавать любые вопросы, миссис Торнтон. Ваша дочь в прекрасных руках. У меня самой дети. Знаю, как все это пугает.
– Спасибо.
Доктор Демарко уходит, и, прежде чем она успевает хотя бы добраться до двери, я подскакиваю на койке.
– Мамочка! – я не звала ее так с раннего детства, но сейчас слово просто срывается с губ.
– Флора! – отвечает она, уже распахнув руки, и сгребает меня в крепкие объятия. Так приятно, когда к тебе прикасается кто-то родной… мама. – Получилось вылететь раньше. Хотела сделать тебе сюрприз. О, как же хорошо тебя обнимать.
– И мне, мам. – Меня почему-то трясет.
– О Флора, мне так жаль. – У нее на глаза наворачиваются слезы и текут по лицу.
Хочется все ей рассказать. Как симулировала жар, как хотела сбежать от жизни в Бруклине, как изменился отец и как мне не хватает того отца, которого я знала когда-то… отца, которого у меня уже никогда не будет. Но вид того, как она беспокоится обо мне, когда все это – по сути, моя вина, скручивает внутренности в узел вины.
– Мне жаль, мам.
– Нет, дорогая, ты не представляешь, как жаль мне. Надо было настоять на том, чтобы отец тебя не приглашал.
– Ладно, мам.
Она закусывает губу точно так же, как я, когда хочу остановить слезы. Это никогда не срабатывает.
– Просто… – начинает мама, пытаясь вытереть глаза и нос, но мешает костюм химзащиты, и слезы текут ручьем.
Я и раньше видела, как плачет мама, но слезы никогда не заставляли меня усомниться в ее силе.
Она глубоко вздыхает.
– Я просто хотела, чтоб она тебе понравилась. Это убивает меня, но это все, чего я хотела.
– Хорошо, мам, – снова говорю я.
– Хотя я не сказала тебе кое-что, – теперь она тараторит. – Когда я предложила твоему папе пригласить тебя, он ответил, что Голди думала о том же. Она действительно хотела подружиться с тобой. Заказывала в интернете вещи, чтобы украсить твою комнату. Даже сделала доску в «Пинтересте» и назвала ее «Комната моей дочери».
Она снова горько смеется, как всегда, говоря о Голди. Но в глазах появилось что-то новое.
– Ты о чем, мам? Ты ее ненавидишь.
– Нет, Флора. Я ненавижу мысль о ней. Ненавижу, что она олицетворяет мой распавшийся брак, распавшуюся жизнь. Но она разваливалась еще до того, как появилась Голди.
Мне же положено ненавидеть Голди. Я потираю лоб.
– И, Флора… мы все согласились, что тебе нужен отдых… ты заслуживаешь его.
– Отдых от чего?
– От заботы о Рэнди.
– Что, теперь я и за кузеном не могу ухаживать? Спасибо большое, мам.
– Нет, детка, вовсе нет. Наоборот. Ты так хорошо заботишься о нем. Но надо заботиться и о себе.