– Оливер! – Келси уже кричит.
– Я бы попросила не поднимать голос на моего сына! – громко говорит мама.
Мама Флоры будто пытается спрятать улыбку, а на лице самой Флоры отсутствующее выражение.
– Оливер! Посмотри на меня! – говорит Келси. Заставляю себя отвести взгляд от Флоры, когда Келси топает ногой. – Когда… вы… целовались? – Каждое следующее слово громче предыдущего.
– Я сказала: не кричи на моего сына! – Мама уже поднялась и идет на Келси.
– Ответь мне! – кричит Келси.
Беспомощно смотрю на Флору. В ее справочнике о девушках ничего подобного не было. Она пожимает плечами.
Мама хватает Келси за руку и разворачивает лицом к себе.
– Не кричи на моего…
– Нападение! Нападение! Пустите меня! – кричит Келси.
Внезапно комната наполняется людьми в костюмах химзащиты вместе с Джои, все кричат, и я в ужасе смотрю, как мою маму и Келси выпроваживают из палаты.
Мама кричит:
– Ты ничего не знаешь о моем сыне!
– Нет, знаю. Он мой парень! – Келси поворачивает голову назад, чтоб убедиться, что Флора ее услышала. Я не разбираю, что отвечает моя мама, и не понимаю, говорит ли Келси что-то еще, потому что их уводят.
Минуту мы сидим в молчании. Затем Флора медленно встает с постели, идет к двери в ванную и пинает ее снова и снова, пока ее мама с Джои не оттаскивают ее.
Мои глаза закрыты. Я падаю, падаю, падаю, и никто меня не ловит. Темнота не кончается, и всем плевать.
Слушаю, как Джои и мама Флоры говорят с ней, и чувствую себя совершенно, абсолютно беспомощным. Джои дает Флоре лекарства. Знаю, это успокоительные, но хочу подбежать и остановить его, сказать, что раз она расстроена, пусть будет расстроена. Почему мы всегда должны подавлять свои чувства?
Но как бы я ни относился к Джои, он врач или почти врач и точно не хочет, чтобы Флоре стало хуже.
Джои и Пэг тихонько переговариваются, Флору не слышно, должно быть, она заснула. Затем все уходят, и мы с Флорой наконец-то, наконец-то одни. Но когда мы с ней смотрели друг на друга и я хотел остаться с ней наедине, то представлял все совсем по-другому.
Несколькими минутами позже приходит доктор Демарко. Она смотрит сочувственно, но строго. Сообщает, что Келси и моей маме запрещено навещать нас в одно время. Мама получит два посещения в день, поскольку она – мой официальный опекун, а Келси позволен один визит. Но если мама почувствует, что визиты Келси плохо на мне сказываются, то их отменят, и Келси придется вернуться в Нью-Йорк. Если последуют другие инциденты с ними или кем-то еще, мне вообще запретят посещения. Пока она рассказывает все это, мой телефон вспыхивает сообщениями от мамы.