Телефон, переведенный на время репетиции в беззвучный режим, сейчас, когда Майя села в машину, показал пять непринятых от Светланы Егоровны. Звонки от секретаря мужа были не такой уж и невиданной редкостью. Но пять подряд…
Что-то холодное заворочалось в районе солнечного сплетения, пока она слушала гудки. Всего три. А потом там взяли трубку.
У Ильи великолепно вышколенная секретарша – безо всякой свистульки вышколенная. И сейчас она говорила предельно четко. Только факты. Что случилось, когда случилось, какие предприняты меры.
Майя задала лишь один вопрос. Прилагая серьезные усилия, чтобы голос звучал внятно.
– Что сказали врачи?
Предынфарктное. Пред-мать-его-инфарктное.
Серебристый «мерседес» резко рванул со своего парковочного места у Большого.
Май спешила к Июлю. Мимо скверов, домов, станций метро, площадей, тормозя только на светофорах и срываясь с места на зеленый. Грубо нарушая скоростной режим. Кажется, мелькнул в зеркалах заднего вида синий проблесковый маячок, но она не сбавила хода. Может быть, это не ей. А если ей – плевать. Правила созданы для того, чтобы их нарушать. В совсем особых случаях. У нее был особый случай, и Майя нарушала все правила.
Врач в больнице тоже пытался говорить с ней о правилах. Что нельзя. Что режим. Правила не внушали Майе никакого пиетета даже в детстве и юности. А уж сейчас… сейчас ее не остановила бы и стена.
Медики вздохнули и проводили к палате, перед дверью дав строгий наказ не волновать пациента.
Да уж не извольте беспокоиться.
В палате зеленые стены и того же оттенка жалюзи на окне. Наверное, этот цвет должен внушать спокойствие. Но именно из-за него лицо лежащего на высокой кровати человека кажется совсем лишенным красок, присущих лицам живых людей. Нездоровая зеленоватая бледность. И открывшиеся на ее появление глаза.
Измученные.
Семисантиметровые шпильки вздумали Майю предать и покачнуться. Пресекла. Все пресекла и задавила в себе.
Дрожь в ногах. Ком в горле. И острое желание упасть на колени перед высокой кроватью и разрыдаться.
Все скрутила, завязала, затолкала внутрь. И осталось только самое настоящее и важное.
– Здравствуй, Июль.
Здравствуй, слышишь меня?! ЗДРАВ-ствуй.
Помнишь, я сказала однажды, что твое сердце принадлежит мне? Я не позволю, чтобы с МОИМ сердцем случилось что-то плохое.
* * *
Здравствуй, Июль… сколько раз он слышал эти слова. В разных ситуациях, шепотом, в полный голос, радостно, осторожно, озорно, ласково… но никогда – вот так.
Что он мог ей ответить?
Только:
– Здравствуй, Май.
И собственный голос показался чужим, незнакомым. И говорить было трудно.