Почти весь обозный люд сразу после высадки заменили вятские ратники, опытные вояки, больше похожие на разбойников, чем на строевых воинов. Еще те головорезы, закаленные рейдерскими набегами на казанские земли. Командовал ими сотник Вавула Кныш, сухой жилистый мужик, чем-то похожий своим худым аскетичным лицом на иконописного Иисуса Христа.
Подозвав его жестом, я приказал:
– Становимся здесь. Подгоняй зады, чтобы немедля стягивались. Ставьте телеги рядом друг с другом, в несколько рядов. Скотину загонишь в середину. Делай что хочешь, но чтобы через час все стояли в куче. Смотри, от сих до сих. Да, с этой стороны, вон до той кривой ветлы. Зад и начало прикроешь рогатками да возами так, как я показывал. Понял? Спрошу по всей строгости. С тебя, не с твоих людей. Исполнять… Капитан фон Штирлиц, вы тоже можете начинать. Козьма, выдвигайся со своими. Но, как я говорил, постепенно…
Почти сразу закипела работа.
В холмы скрытно ушли несколько разведчиков, среди которых был мой старый знакомый, поджигатель брандеров Тихон Рубец. Задача у них очень ответственная и опасная – вовремя скрытно выявить татар и дать нам сигнал, но парни лихие, сам отбирал, надеюсь, не подведут.
Растянувшаяся на половину версты колонна возов и телег постепенно стала втягиваться на стоянку. Среди них, отчаянно матерясь, метались Вавула и Аристотель Фиораванти, дрожавший над своей инженерией, как квочка над цыплятами. На первый взгляд дело двигалось очень медленно, но я знал, что быстрее сделать это невозможно. Оставалось только молиться, чтобы хватило времени.
Одновременно с основной колонной выдвинулась череда из двадцати небольших возов, груженных сеном да прочим хламом, и заняла позицию так, чтобы прикрыть табор с противоположной от реки стороны. Возки разворачивали тылом к распадку и устанавливали через одинаковые промежутки примерно в одиннадцать-двенадцать метров друг от друга. Педантичный шваб вместе с Хансенсом сам носился с куском бечевы и замерял расстояние.
Почему так?
Да потому, что двадцатичетырехфунтовая пушка, то есть орудие калибром в сто пятьдесят миллиметров, при стрельбе картечью на дистанции в сотню метров дает осыпь длиной в тридцать – тридцать пять метров и шириной в шесть – восемь. Это если стрелять свинцовыми кругляшами в контейнере из плотного рогожного куля, а если битым чугуном насыпью, то гораздо обширнее. Осыпь довольно неравномерна, но попавшая под нее любая цель, габаритами размером с всадника на лошади, обязательно будет задета.
То есть установленные через указанные промежутки двадцать орудий при одновременном залпе устроят сплошную гарантированную зону поражения шириной в двести метров. А распадок, через который нас могут атаковать татары, у́же.