– Значит, это местная одежда, но сами статуи… Что ж, очевидно, чудеса из испанских церквей. Их привезли сюда в качестве святых и затем переименовали в маркайюк?
– Нет, они отсюда, и им уже сотни лет. – Рафаэль вытянул руку перед собой, словно отталкивая что-то от себя. Жест был очень эмоциональным и противоречил его словам. Лишь через секунду я понял смысл. Прошедшие сотни лет лежали перед ним в сорока ярдах, рядом со статуей на кладбище. Я уже видел этот жест, когда мы остановились у Мартеля, – вперед к прошлому, назад в будущее. – Иезуиты считали их святыми, – добавил Рафаэль.
Клем наклонил голову.
– Вы говорите, что америндская культура изобрела заводной механизм, который приводит в действие нажимное устройство еще в шестнадцатом веке? – Он подпрыгнул на месте, чтобы проверить, не начнет ли статуя снова двигаться, но этого не произошло. Лишь хвоя поднялась в воздух.
– Первые миссионеры писали о них в своих… Не трогайте, – внезапно сказал Рафаэль, когда Клем протянул руку к статуе.
– Католический священник, – сказал Клем, рассмеявшись. – Они важны для вас так же, как и для всех остальных. Я антрополог, а не инквизитор. Могли бы просто сказать.
Рафаэль выглядел уставшим.
– Я не хочу, чтобы вы трогали святого Томаса не меньше, чем все остальные не хотят, чтобы вы трогали маркайюк.
– Конечно, конечно. Но, по правде говоря, я не пишу отчет в Рим. Кстати! Меррик, оставайся здесь. Пора сделать дагеротипию.
Мы оба смотрели, как Клем скрылся в церкви.
– Что такое дагеротипия? – спросил Рафаэль.
– Тип фотографии, – ответил я, но затем увидел, что Рафаэль по-прежнему смотрел на меня. – Это… запись изображения на стекле. Стекло обрабатывается светочувствительным химическим веществом, и на солнце оно реагирует на свет перед линзами. Появляется черно-белое изображение. Гораздо точнее рисунка. Я не разбираюсь в процессе. Но объект фотографии не пострадает, как и при рисовании.
Рафаэль внимательно слушал меня.
– Сколько времени это займет? – поинтересовался он.
– Пару минут, – ответил я.
– Минут, – повторил он.
– Вы можете просто отойти в сторону, если не хотите так долго стоять неподвижно, – предложил я и затем понял, что для него пара минут не казалась долгим временем.
Рафаэль бросил странный несчастный взгляд на святого Томаса, но ничего не сказал.
– Мы можем фотографировать их? – поинтересовался я.
– Почему нет?
– Некоторым людям не нравится.
Я подумал, что Рафаэль привык пристально смотреть на своего собеседника, но в этот момент его взгляд стал мутным. Он просто погружался в мысли, не отворачиваясь от человека. Вместо этого он запирался за дверями где-то внутри собственного черепа, но внешне все оставалось прежним. Я заметил, как он пришел в себя.