— Вот теперь и до вечера задержаться можно, — поставил добытый трофей на солдатский стол писарь.
— Мне лишь чуток в стакан плесните, чтобы было чем чокнуться, — засмущался молодой казачок. — Не изводите зря полезный продукт. Заговорённый я, не берёт меня отрава.
— Так и не порадуешься? — огорчился за товарища Берёзкин.
За столом зазвучали удары стекла о стекло, «огненная вода» опалила глотку, но душу согрела.
— Знаю я, чем друга побаловать, — спохватился Семён и достал из почтовой сумки купленную в городе книгу. — Вот, индейца «Виннету» поймал.
— Эх, лучше бы продолжение «Последнего из могикан» нашёл, — жадно выхватил из рук писаря приключенческий роман Алексей. — А то я солдатам уже начал его читать.
— Ну, ты же конкретно не сказал, каких «индейцев» на базаре первыми ловить, — рассмеялся книголов. — Ничего, всех разыщу!
— Семён, ты бы ещё мне самоучитель индейского языка достал, — попросил Алексей.
— Да на кой он тебе сдался? — пожал плечами Семён. — Романы же на русском писаны.
— Эх, Сеня, мечтаю я после войны в Америку уплыть, — обнял друга за плечи молодой казак и, со всей серьёзностью, разъяснил — Обижают там бледнолицые индейцев, заступиться бы надо.
— Заступничек, ты эту войну сперва выиграй, — рассмеялся над юношеской мечтой фельдшер и, внезапно загрустив, добавил — Или, хотя бы, выживи.
— А я вот, верю, что наш Алёша Попович и в Америке ещё жару даст! — восторженно поддержал бредовую идею Семён, пьяно икнул и махнул рукой — Записывай меня первым добровольцем в свой отряд. Берёзкин, айда с нами за море — океан, мир поглядим— себя покажем.
— Эк, вас, молодёжь, развезло после «первой», — мотнул головой бывалый унтер. — На Америку, богатыри, замахнулись. Правильно, вон, Печкин, говорит: сперва с немцем сдюжьте
— Да мы с Алёшкой— всех победим, — категорично взмахнул рукой, словно шашкой невидимой голову врагу снёс, расхрабрившийся писарь. — Печкин, наливай своей самогонной борматухи!
— Семён, не части, закусывай лучше, — притормозил богатыря Берёзкин. — Боезапас у нас небольшой, а продержаться до вечера надо.
И процесс пошёл своим чередом.
За офицерским столом пили чинно, глаголили размеренно. Начальству «терять лицо» было никак нельзя. Но и гулять подчинённым не мешали. Офицеры обсуждали тяжёлое положение на фронте— война принимала затяжной характер.
А вот за солдатским столом оптимизм перехлёстывал через край. Молодые мечтали о дивных заморских странах. Семён, оказывается, до войны и в фотоателье успел поработать. Обещал теперь запечатлеть красоты чужой земли в художественной фотографии. Вот только денег чуток на фотоаппарат подкопит, ну, и, само собой, до «энтой Америки» доберётся. Однако на корабле его укачивает— предлагал лететь на дирижабле. Алексей модных городских журналов не читал, и про дирижабли слышал впервые. Семён, хоть и хотел казаться знатоком, но сущность летательного аппарата объяснял весьма путано. Зато доподлинно знал (слышал разговор в штабе), что на линии фронта появился разведывательный немецкий дирижабль. Сбить его с ружья нельзя, даже с пушки не достать— высоко гад в небе парит. Летает и русские позиции фотографирует. Вот бы сбить «энту штуковину», там шёлка в его оболочке столько, что можно мануфактурную лавку на базаре открыть. А ещё, можно разжиться фотоаппаратом с отличной увеличительной оптикой— мечта!