Я улыбаюсь и беру ручку, которую она протягивает.
– Для кого мне ее подписать?
– Для Джейн, – говорит она, прикладывая руку к груди. – Джейн Спэрроу.
Я пишу ее имя на титульном листе и затем добавляю: «Самому большому поклоннику „Запертых“ от Пэйдж Таунсен».
Это странно – видеть свое имя вот так. Будто я пишу его на обороте листа с рисунком в начальной школе или сверху на работе по английскому. Единственная разница в том, что теперь я оставила подпись не на собственном творении. Это вещь, которая принадлежит другому человеку. Я вдруг снова ощущаю ответственность, но теперь это не так страшно, не так непреодолимо. Я ощущаю ее не так, как в самом начале, когда только получила эту работу, или как иногда ощущала ее на площадке – словно она причиняет мне боль. Теперь ответственность кажется даже приятной. Правильной.
Моя мама раньше читала моей сестре нотации об ответственности. О том, что все теперь больше не крутится вокруг нее одной, что она должна думать об Аннабель. Об Аннабель, чье счастье теперь важнее ее собственного. Мне кажется, когда я смотрю на Джейн Спэрроу, я чувствую ответственность перед ней. Я ответственна за ее счастье. Я должна хоть как-то оправдать тот смысл, что она вкладывает в эту книгу и в мою роль.
Мы болтаем до конца полета. Она живет в Сан-Франциско, но ее папа только что переехал в Портленд, и мама собирается отвезти ее к нему. Я даю ей свой номер телефона (громкое «нет» Сэнди) и говорю ей, что она может зайти в «Пустяки и безделушки». Ее глаза округляются.
– Ты будешь там? – спрашивает она. – В обычном магазине?
– Конечно, – отвечаю я. – Почему бы и нет?
Она смотрит на меня, нахмурив брови.
– Ты кинозвезда. Я не думаю, что ты можешь работать в магазине. – Она морщится, как будто понимает, что сказала лишнее. – Прости, – произносит она. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. О Райнере Девоне? – Она прикусывает нижнюю губу, но я знаю, что она не сможет удержаться. – Эти слухи – правда? Ты правда с ним? Он такой милый. – Она продолжает говорить о его фильмах и о том, что, как она думает, я «гораздо лучше Бритни». Она замолкает, чтобы глотнуть немного воздуха, только когда капитан объявляет, что мы садимся.
Я смеюсь, когда абсурдность ситуации становится такой же реальностью, как приземление нашего самолета. Девочка, которую я никогда не видела, хочет знать, с кем я встречаюсь.
– Это сложно, – говорю я.
Она кивает, но ничего не отвечает. Ее мама напротив всхрапывает и просыпается, и мы обе хихикаем. Я вдруг чувствую, как сильно скучаю по Кассандре. Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как я хихикала с другой девочкой.