Ситуации меняется к концу 50-х-началу 60-х годов, и тут прежде всего следует указать на три обстоятельства.
Во-первых, в советском искусстве зарождается мощная «шестидесятническая» гуманистическая струя, и фантастика также оказывается подчиненной этой задаче — задаче переработки всей культуре в духе нового гуманизма.
Во-вторых, авторитет и успехи науки уже перестали вызывать удивление и восхищение, они стали банальностью — и поэтому для фантастики стала не интересна задача пропагандировать науку — скорее, речь шла об исследовании ее «экстремальных зон».
В-третьих, само человечество столкнулось с «глобальными проблемами», что тоже отразилось на оптимизме фантастов.
В 50-х — начале 60-х годов в русском научно-фантастическом рассказе произошла и тематическая революция — к теме удивительных научных открытий и изобретений добавились темы инопланетян, выживших ископаемых или фантастических животных, первобытных людей и путешествий во времени.
А кроме того после 60-х годов фантасты «обнаружили», что открытие или изобретение может оказаться несовершенным, у него могут вскрыться глобальные, опасные для всего общества, непредвиденные последствия. Такую стратегию интеграции фантазма в сюжет можно назвать рефлексивной, поскольку она предполагает осмысление и рефлексию последствий «чуда». Так, в рассказе Дмитрия Биленкина «Париж стоит мессы» (1980) открытие антигравитации оказывается чревато странным побочным эффектом — кожа людей, находящихся рядом с антигравитационной машиной, приобретает зеленый цвет. Зеленый цвет кожи оказывается платой, которую человечеству предстоит заплатить за пользование преимуществами антигравитации — и это частный случай более общей темы: платы за научное открытие, цена открытия.
Цена бывает очень велика и иногда предполагает жертву — в буквальном смысле слова «трагическую жертву». Так, в «Частных предположениях» братьев Стругацких (1959) возможность вернуться из межзвездной экспедиции еще при жизни своих родных и близких может быть куплена космонавтами только ценой огромных, длительных и мучительных перегрузок — буквально ценой адских мук. В «Живой воде» Григория Тарнаруцкого (1978) врач отдает жизнь, карьеру, личное счастье и здоровье для разработки «живой воды», но запрещает использовать открытый эликсир для спасения его собственной жизни. Самопожертвование ученых было вообще важной темой тогдашней культуры — тут можно вспомнить знаменитый фильм «9 дней одного года» и дважды экранизированный роман Даниила Гранина «Иду на грозу». Знаменитый рассказ Стругацких «Шесть спичек» (1959), в сущности, посвящен самой теме права на самопожертвование.