Задыхаясь, добежал до разветвленного перекрестка. Камень-в-море легко узнать. Почти посреди перекрестка — пруд, огороженный решеткой. Из пруда торчал островок. Скала, поросшая тремя кривыми согбенными соснами. Камень не был больше покрыт водой, он громоздился в унылой жиже глубиной по колено, которая подпитывалась водой через подводный канал. Бетонный бордюр предполагал, что вода может подняться еще метра на два, но Гильберт засомневался, что в иное время года картина выглядит лучше. Йосы — ни следа. И все-таки Гильберт попытался заглянуть на дно этой лужи. Он уцепился за решетку, в воде плавали зеленые водоросли, блестели монетки, больше ничего.
Гильберт облокотился о решетку и записал хайку, пока вокруг пруда маневрировал нежданный грузовой фургон, пытаясь втиснуться в одну из прилегающих улиц.
На высокой горе,
Где начинаются могилы,
Стоят две сосны, —
написал Гильберт.
Фургон наконец свернул на улицу. Хайку получилось выдающимся, скромное, но со вкусом, и весьма выразительное. Гильберт счел стихотворение удачным и годным для хрестоматии. Чтобы учесть и Камень-в-море, он написал так:
Море или не море —
Вода иссякла,
Всего лишь лужа.
Потом написал еще:
Камень за решеткой,
Оставайся скрытым от меня,
Погружайся все глубже!
Одно хайку он сочинил для себя, другое — для Йосы как его заместитель. Оба уступали стихотворению о сосновой горе, звучали сентиментально и несдержанно, почти депрессивно. Кому какое? Самое унылое — для Йосы или как бы его авторства, хотя в обоих стихотворениях настроение тягостное. Гильберт решил, что распределит хайку позже, себе оставит то, что пободрее. Йоса сам устроил так, что с этого момента Гильберт его заменяет. Скверное стихотворение — наименьшее из зол. Он прочитал оба хайку еще раз и почувствовал, как в нем нарастает беспокойство, как щемит в груди, как будто там постоянно лопаются пузырьки, и он кинулся бежать обратно на вокзал, сел в поезд, проехал три станции до Хон-Сиогама, вышел, помчался в порт, в бухту Сиогама с ее некогда дикими романтическими утесами.
Непредсказуемо безрадостно, забетонированно. Акватория порта не приспособлена для пеших прогулок. Тем не менее Гильберт поспешил вдоль берега, через парковки, от которых туристы на лодках отъезжали на Мацусиму, мимо складов контейнеров, зернохранилищ, гор щебня, мусора, упакованного в виде белых шаров.
За каждым причалом он надеялся обнаружить спортивную сумку Йосы, но это всякий раз оказывался смотанный швартовый канат, забытая футболка или пластиковый пакет.
Он долго шагал в давящей портовой жаре, зажав под мышкой свой портфель, насквозь вымок от пота; одет он был самым неподходящим образом, как японский пассажир, который едет в свой кондиционированный кабинет. Темный костюм, белая рубашка, начищенные ботинки. Гильберт счел такой костюм подходящим для современного пилигрима, монаха-аскета; в таком виде легко раствориться в толпе, пусть даже ему придется отказаться от некоторого реквизита, сопровождающего японских служащих в жаркие дни, а именно махрового полотенца, которое некоторые набрасывали на шею, чтобы не мочить п