— А то можа останешься, Алёш? — заговорщически спросила соседка. — Девку хорошую тебе в Осиновке подыщем, а?
— На безрыбье и сам раком станешь, — довольно сказал Гришка. — Зинаида, это дело надо обмыть, неси самограй.
— У тебя один самограй на уме, — заворчала тётя Зина, но банку вынесла. — Не пил бы ты, Алексей.
— Ещё немного, и всё, — ответил Мохов.
— Всё пропьём, но флот не опозорим! — воскликнул Гришка, налил себе и Алексею.
Чокнулись, выпили. Гришка улыбнулся жене:
— Зинка, неси гармонь!
Тётя Зина сходила за гармошкой и, присев за стол, подперла рукой подбородок.
Гришка растянул старую хромку и запел:
Гремя огнём, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход.
Когда приказ отдаст товарищ Сталин
И маршал Жуков в бой нас поведёт!
— Гриша, давай любимую! — попросила тётя Зина.
Гришка пару раз перебрал кнопки, склонил голову вправо, будто прислушиваясь к тому, что творится внутри гармони.
— Шёл казак на побывку домой… — начал он тихо.
— Шёл он лесом, дорогой прямо-о-ой, — подхватила тётя Зина.
— Обломилась доска, — не удержался и Алексей, — подвела казака…
Слова этой песни он знал с раннего детства. Её пели на каждом деревенском застолье. А какие это были застолья! Где-нибудь в саду между яблонями и грушами выставляли столы в один ряд, накрывали скатертями, на стол несли всё, что было. Народу собиралось много: дед с бабушкой, родители, Гришка с тётей Зиной, ещё соседи и знакомые. И, конечно же, после выпитого и съеденного Гришке передавали гармошку. Пели хором. Песня про казака считалась моховской «семейной» песней, её пели всегда, к тому же, вся семья Моховых обладала хорошими голосами. Алёше нравились эти встречи, он радовался, что все вместе сидят за столом и поют, никто не болеет. Он гордился тем, что у него такие молодые и красивые родители, умный дедушка и добрая бабушка.
Допев, Гришка пробежался по кнопкам сверху вниз и резким движением выжал последний воздух из мехов.
— Всё пропьём, но гармонь оставим! — закричал он. — Наливай, Зинаида!
Растроганная любовной историей казака и казачки, тётя Зина утёрла слезу и разлила самогон, но уже по трём рюмкам.
— Эх, была не была, — сказала она. — Давай, Алёша, за твоих выпьем!
Выпили не чокаясь. Гришка затянул «День Победы», но со своими словами:
Здравствуй, мама, возвратились мы не все,
Босиком бы пробежаться в галифе…
…Потом ещё пели и пили. Кончился самогон, и Гришка выпросил у супруги на бутылку, сбегал к Кузьминичне. Вернувшись, он поднял руку с бутылкой и запел:
И родина щедро поила меня
Желудочным соком, желудочным соком…