Он мечтал заработать начальный капитал и открыть какое-нибудь дело, но ничего не зарабатывалось, мечта так и оставалась мечтой. Да и какая там мечта — в это понятие Алексей не вкладывал ничего конкретного. Даже если у него и появились бы деньги, он вряд ли придумал бы им достойное применение.
Отношения с Ларой находились в прямой зависимости от той суммы, которую он приносил домой. Постоянное безденежье вызывало регулярные скандалы, и разорвать эту взаимосвязь не получалось.
Весной девяносто девятого Мохов с другом открыли в гараже последнего пункт приёма цветных металлов. Дело пошло с первого дня — у дверей толпились местные пацаны и подпитые мужики. Тащили всё: алюминиевую проволоку, гнутые молочные бидоны, трубы из нержавейки, запчасти из дюралюминия, латунные и медные тазы. Детвора где-то набрела на склад использованных аккумуляторов и возила их на тачках весь день — Мохов принимал свинец по рублю за килограмм. Несли даже огромные старинные самовары, один из них Алексей оставил себе — с двуглавым орлом на красной меди, с выбитыми императорскими медалями на поцарапанном корпусе. Один раз бедовая женщина узнала в принятом металле свою любимую дюралевую сковородку. Алексей посудину вернул, а потом долго смеялся, представляя, как хозяйка будет гонять этой же сковородкой своего незадачливого мужа-алкаша, сдавшего кухонную утварь на опохмел.
Фирма, ссужавшая Мохову с товарищем деньги на покупку цветмета, не успевала всё вывозить, так что в гараже было не протолкнуться.
Три-четыре месяца Мохов неплохо зарабатывал. За всё это время у них с женой не было ни одного скандала.
А потом случилась ментовская подстава — засланный казачок сдал краденые электрические кабели. Участковый потребовал внушительную сумму за то, что не будет заводить уголовное дело. Пункт приёма пришлось закрыть.
И Алексей вернулся в школу. С этого момента Лара стала совершенно равнодушной к нему.
А Алексей вспоминал идиллические отношения своих родителей и завидовал…
…Как-то раз в школе объявили карантин и отменили занятия. К десяти утра Алексей вернулся домой. То, что произошло потом, навсегда осталось в его памяти и совести расплывчатым мутным пятном, противной сероватой слизью, смесью брезгливости и стыда.
Входная дверь была не заперта. Алексей открыл её и увидел мужские остроносые туфли. Едва он их заметил, сразу понял, что происходит. Звуки, раздававшиеся из спальни, доказывали, что его догадка верна.
Он тихо притворил дверь, разулся, поставил свои туфли, аккуратно отодвинув чужие. Его возвращение оставалось незамеченным. Алексей подошёл на цыпочках и заглянул.