– Мне жаль говорить тебе это, – резал на живую он, – но, пройдя полкилометра от дороги и зная, что мой внук где-то впереди, я не собираюсь возвращаться туда, где сторожевой собакой бродит это существо.
Теперь меня кинуло в жар. Со злостью бросив плед в сырую землю, я вскочил на ноги и судорожно принялся рассеивать белую мглу. Она сводила меня с ума. Мне казалось еще чуть-чуть, и я покончу с собой! Выбившись из сил, я повернулся и посмотрел на своего чудовищного информатора. Он стоял, прислонившись к дереву, и спокойно смотрел на мой бессмысленный акт паники.
– Послушай, моя подруга… детства, – снова невпопад добавил я, – она из очень влиятельной семьи. Если только она еще жива, – я сделал паузу, словно взывал об этом ко всем богам сразу, – то ее отец озолотит нас. Твой внук, скорее всего, погиб, либо это вопрос времени. Ты же взрослый человек, ты должен уметь смотреть правде в глаза! Прошу, вернемся к дороге! – взмолился я. – Скоро там появится реальная помощь. Впереди только смерть, как ты не поймешь!
Надо признать, я слегка блефовал. У меня не было особого выбора, если Женя мертва. Таким образом, если я не умру от рук этого жуткого существа, то сгину в тюрьме по ложному обвинению, которое ее семья мне обеспечит. Алексей видел своими глазами монстра, и потому он мне был нужен. Жизненно необходим, словно воздух.
Но уже в следующую секунду мой спутник выпучил глаза. Его челюсть заметно выдвинулась вперед, и он сквозь зубы, будто зверь, прорычал:
– В каком бредовом сне тебе привиделось, что я променяю внука на вознаграждение. Что я пойду спасать твою шкуру вместо него? Помощь будет здесь не раньше, чем через час, а у меня нет часа. Мой внук – моя кровь и плоть. Он все, что у меня осталось. Решив тебе помочь, я просто зря потратил драгоценные минуты, – переполненным презрения голосом заявил он.
Почувствовав себя полным ничтожеством и смотря, как Алексей тяжелыми шагами отдаляется, скрываясь в тумане, я понял, что мне при любых обстоятельствах лучше сейчас последовать за ним.
Сухие ветки хрустели под ногами, звучно сообщая ему о моей немой компании. Я не умел извиняться. Любой промах я всегда старался перевернуть в свою пользу, чтобы только не произносить пресловутое «прости». Порой я набирался наглости и просто переводил разговор на другую тему. Иногда я даже мог перекрутить диалог и заставить извиниться невиновного. Сам же торжествовал, каждый раз выходя из ситуации победителем. Однако кто и когда научил меня тому, что просить прощения – значит прослыть проигравшим, признать собственное несовершенство, я не знал. Сейчас же все было иначе. Сами обстоятельства и мое поведение, полное низости и эгоизма, не давали мне возможности беззаботно сравняться с Алексеем и пошутить на тему погоды. Это самое «совершенство» камнем висело на моей груди, притягивая к земле, как червя, где мне было самое место. Я был омерзителен, и это чувство, словно кислота, разъедало изнутри. Все еще стараясь выйти сухим из воды, я прокручивал раз за разом все произнесенные слова и не находил им ни единого оправдания.