Возвращаюсь к подоконнику в гостиной. Знаю, хозяин скоро меня выпроводит.
– Чем занимаетесь? – спрашивает.
Качаю головой.
– Мне даже на подвал не хватит.
– Я не к тому. Мне просто интересно.
Пусть знает, до чего я жалкая.
– Я писатель.
– Писатель. Круто. Сурово это – зарабатывать на жизнь искусством. – Поворачивается к двери, позвякивая ключами. – Но оно того стоит, верно?
Меня в конце концов увольняют из “Ириса”. Происходит это вечером накануне игры Гарварда с Йелем. У нас сто девяносто два человека на брони и очередь случайных клиентов по всей лестнице. Открываемся на полчаса раньше. Гарри, Дана, Джеймс и я – наверху. Тони и Виктор – внизу. Через час после открытия Фабиана говорит мне, что Тони в запарке и я должна взять четверку в клубном баре. Она уже пробила заказ напитков моим номером, и когда он готов, я несу напитки и принимаю заказ. По пути к компьютеру наверху вижу, что мои две шестерки усажены.
Подхожу к ближайшей, мужчина во главе стола хватает меня за запястье.
– Слушай, сладость. – Стискивает пальцы. – Мужчинам определенного возраста нужны коктейли определенной крепости за определенное время.
Трое мужчин заказывают очень конкретные напитки – с важным видом врачей, выдающих предоперационные распоряжения. Женщины просят по бокалу домашнего белого. Мужчина выпускает мое запястье.
Шестеро рядом – семья, готовая заказать все и разом, потому что им надо успеть на концерт к дочери. Она флейтистка. В Гарварде. Две дочери помладше, еще даже не в колледже, закатывают глаза. Мать замечает это.
– Здесь много учебных заведений в округе, – говорит. – Просто хотела уточнить.
Меня перехватывают еще трижды, прежде чем добираюсь до компьютера: еще колу, вилку почище, вустерский соус. Пробиваю напитки и спешный заказ, слышу с кухни свое имя – закуски для моей двойки: две рэдклиффские дамы, сообщающие, что празднуют пятидесятилетие своей бостонской свадьбы>115.
В кухне Кларк сосет пиво за пивом, и стейки из меч-рыбы выходят пережаренные, а курица – с кровью, и он срывается на каждом, кто проталкивается в двери. К восьми полощет управляющих, называя Маркуса пиздюком, а Гори – недотраханной коровой, обжигает себе правую руку держателем от сковородки, оказавшимся под духовкой. Он теперь как бык в конце боя. Все мерцает красным. Держусь как можно дальше.
И что-то не так с “Кроками”. Они заявляются раньше – и не в своих обычных смокингах, все делают наоборот, начинают посреди зала и рассыпаются по нему, поют несколько песен, которых я раньше не слышала, голоса громкие и небрежные. Однако едоки не замечают разницы. Съедают все это. В конце последней песни певцы достают из карманов синие йельские кепки и цепляют их на головы.