. Она мне подыгрывала. А затем вспоминаю завтрашний визит к онкологу – возможно, все это не имеет значения, поскольку даже если меня возьмут на работу, я буду учительницей, у которой рак и она умирает.
Оставляю машину у Мюриэл, бросаю ключи ей в почтовую щель. До Площади и дальше, через реку, мне предстоит пройти пешком, и это хорошо. У меня теперь нет ничего, кроме времени. На Площади останавливаюсь у “О Бон Пан”. Проголодалась, а у них сэндвич с курицей песто по $2,95, он мне нравится, и это сытно. В очереди я слегка сама не своя. То помню, то забуду название сэндвича, который собираюсь заказать. Иногда здесь покупают себе поесть Тони с Даной, и мне тревожно, не напорюсь ли я на них, но пока еще слишком рано. Если работают обед, кутерьма там еще в самом разгаре.
– Эй. – Дергают меня за рукав куртки. Знакомый голос. – Кейси.
Это Сайлэс в своей мотоциклетной куртке.
Все во мне мгновенно идет вразнос. Лицо вспыхивает, губы дрожат, и я растягиваю их в широченную улыбку.
– Эй. – Запоздало и дергано обнимаю его. Куртка хрустит, поцелуй на мосту воскресает во мне, и нутро ёкает. Пахнет от Сайлэса, как у него в машине. Держусь за него немножко чересчур долго. – Ты заказываешь? – спрашиваю, хотя вижу, что у него в руке местный кофейный стакан.
– Нет. Ну, может, возьму что-нибудь поесть.
Стоим вместе в очереди, я вспоминаю свой заказ, он добавляет горячий бутерброд с индейкой и сыром, платит за все это быстро, еще до того, как я успеваю достать деньги из сумочки, одолженной у Мюриэл.
Несем еду к столику у окна. Есть я не в силах. Откусываю дважды, но не могу проглотить. Сайлэс выскальзывает за горчицей, я сплевываю откушенное в салфетку.
– Не годится?
Качаю головой.
– Что такое? Вид у тебя, ну… осунувшийся.
Великодушная формулировка.
Говорю, что меня уволили, и он так сопереживает, что я выкладываю ему и про шишку, и про пчел, и про недосып, и про доработку рукописи, за которую не могу взяться. Рассказываю о собеседовании, и о музыкально-математической группе, и о том, как я все просрала, потому что слишком расслабилась, и до чего же странно это – хотеть остаться на обед. Про то, что прочла его рассказ, не говорю – придется тогда выложить, что я была у Оскара, – но хочется. И до чего же внимательно он слушает, кивая и крутя в пальцах крышку от кофейного стакана. К своему бутерброду тоже почти не притрагивается. Собирает наш мусор, выбрасывает его, а когда возвращается, я успеваю подумать, что он сейчас скажет, мол, пора ему, но он усаживается обратно и теперь кладет обе руки на стол, рядом с моими.