. Будто я знала, что никогда бы не стала детей заводить с этим мужчиной. Так ужасно и странно. Мне ясно было, чтоґ я в нем любила, я это видела, – но больше его не люблю.
Срывается. Складывается пополам у меня на футоне, обнимаю ее, глажу по спине и говорю, что все наладится, – как она говорила мне все лето. Завариваю еще чаю, жарю тост с корицей, мы опять устраиваемся на матрасе, опершись спинами о стену, едим, прихлебываем чай и смотрим в окно на подъездную аллею, где Адам, кажется, ссорится с горничной Оли.
– Написал Дэвид свою книгу? – спрашиваю я.
– Даже не начал. – Дует на свой чай. – А я с тех пор, как он ушел, написала двести шестьдесят страниц.
В обед Фабиана сажает мне в уголок двух врачей. Оба оставили у себя на карманах рубашек крупные ламинированные бейджи. Оба – терапевты в Масс. – Бол.>46. Пока я наливаю им воду, они беседуют о лапароскопической биопсии печени, а когда приношу сэндвичи, они уже перешли к кишечным лямблиям.
Если б они всю трапезу не болтали о медицине, я б ничего не сказала. Собраться с духом мне удается, лишь когда подаю им их эспрессо.
– Можно задать вам короткий вопрос?
Тот, что слева, принимается возиться с пакетиком сахара. Он меня раскусил. А старший кивает.
– Конечно, пожалуйста.
– Прошлой зимой моя мама отправилась в Чили. Прилетела из Финикса в Л.-А., а оттуда в Сантьяго. У нее от простуды еще оставался кашель, но без жара. Если не считать этого, она была полностью здорова. Пятьдесят восемь лет. Никакой медицинской предыстории. – Из меня это все вылетает безупречно, как выученное наизусть. – Они проводят пять дней в столице, а затем летят на архипелаг Чилоэ, где посещают несколько островов, и на острове Каукахуэ она просыпается простуженная и с одышкой. Друзья привозят ее в местную клинику, там маме дают кислород и вызывают по рации санитарный самолет, но не успевает тот прилететь, как мама умирает.
Оба врача словно бы застывают. Тот, что помоложе, все еще держит в руках пакетик с сахаром.
– Что, по вашему мнению, произошло? В свидетельстве о смерти сказано, что остановка сердца, но не инфаркт. Почему у нее сердце встало? Это легочная эмболия? От долгого перелета? Так считает парень моего брата Фил. Но он офтальмолог.
Врачи переглядываются – не чтоб посоветоваться, а встревоженно. Как нам из этого выпутаться?
– Вскрытия не было? – спрашивает тот, что помоложе, наконец высыпая сахар в чашечку.
– Нет.
– Мне очень жаль, – говорит тот, что постарше. – Ужасное, должно быть, потрясение.
– Без ее анамнеза и полного отчета… – говорит второй и поворачивает руки ладонями вверх.